— Выгнал тебя!
— В три шеи.
— Но… Уж этого он не мог сделать, Елена.
— Как видишь — сделал. Я здесь.
— Боже мой! — взорвался Пауэлл. — Какая скотина! Экая постыдная низость! Да что он думает — кто ж ты такая?
Елена усмехнулась.
— Он думает, что я… ну… то, что я есть.
— Подлец! Негодяй! Когда это случилось?
— Три дня назад. Я ушла сразу.
— Конечно. Само собой разумеется. Но…
— Не валяй дурака, Эрик. Ты думаешь, я хотела?.. Я же сказала тебе — он меня выгнал.
— Три дня назад! Что же ты делала все это время?
— Думала, — ответила она.
— Думала? А говорил он что-нибудь обо мне?
Елену, казалось, утомил этот допрос, и она отвела глаза от его напряженного взгляда.
— Говорил, — сказала она отворачиваясь. Она рассеянно взглянула в окно, на бюро, на стоявшего на каминной полке белого фарфорового слона с подушечкой для булавок и добавила: — О да, и немало!
Эрик подождал, но она, по-видимому, не собиралась продолжать, и он нетерпеливо спросил:
— Да, так что же?
— Ну, не все ли равно — всего и не вспомнишь. — И закончила с шутливым вздохом: — Сказал, дойдет черед и до тебя, мой милый Эрик.
— О боже! — простонал он, мрачно уставившись на ковер. — Я погиб. Это совершенно ясно!
— Вздор! Ты пока еще жив, дружок. И, если уж на то пошло, ты великолепно можешь подыскать себе другую работу.
— Ну нет, если он меня вышвырнет. Да, уж он, черт побери, позаботится обо всем этом, поверь мне. Ты, должно быть, и не представляешь, в какой я зависимости от него, с его связями во всей стране. Он может нажать на такие тайные пружины, против которых я бессилен. Вот увидишь!
— Нет, если только ты не позволишь ему.
— Не позволишь ему! Да ведь я целиком в его руках, вот какое у меня положение. Да он мокрого места от меня не оставит. Нет, я пропал!
Она села напротив него и сказала сдержанно:
— Ты не прав. Послушай меня. Мы оба слишком много знаем о нем. Он, конечно, хотел бы это сделать, я понимаю. Но то, что он хотел бы сделать, не имеет значения. Надо еще учитывать его положение. Ты пойми: человек он очень честолюбивый, собирается выставить свою кандидатуру в парламент и всякое такое. Вот по этой-то причине он просто не осмелится затеять скандал такого рода.
— Но, милая моя девочка, разве это остановит его? Ведь право на его стороне, не так ли? Он разведется с тобой, и тогда мы сможем пожениться…
— Ты в самом деле хотел бы этого, милый? — спросила она, вся просияв. — В самом деле?
— О, но ты же знаешь! — сказал он с пафосом. — Ты все знаешь. Бог мой, я еще потягаюсь с ним.
Я смогу тогда что-то для тебя сделать. Ведь мы будто созданы друг для друга… и… Моя мечта, ты это знаешь, чтобы ты была моей, только моей. Елена, милая, когда ты будешь свободна…
— Он не согласится на развод, — поспешно перебила она, снова откинувшись в кресле.
— Но он должен будет!
— Да, но он не согласится. Он не может. Это поставило бы под угрозу всю его карьеру, а она для него куда важней, чем я или кто-нибудь еще. Он просто хочет избавиться от меня без лишнего шума, и мы можем держать его в руках, если правильно разыграем наши карты.
— Наши карты?
— До чего же ты глуп, Эрик! Пойми, он может меня выгнать, что он и сделал. Но он миллионер, и я могу заставить его — да, да, да, заставить его — сделать так, как я хочу, иначе я сама потащу его в суд.
— О нет, Елена. Нет, я не могу позволить тебе поступить подобным образом.
— Почему?
— Нет, нет, ни в коем случае. Мне это совсем не нравится. И думать не хочу ни о чем подобном. Это просто отвратительно!
— Ну не будь же ты дураком, Эрик! Чего ты боишься?
— Я ничего не боюсь.
— Ты трусишь, Эрик, — сказала она резко. — Ты боишься не за меня — за себя. Разве это не так? О боже мой, боже мой!
— Нет, я не трушу! Так или иначе, развод он тебе даст. Как ты не понимаешь — именно в этом выход. Фактически для нас теперь это единственный выход.
Елена повернулась и прислонилась щекой к холодной коже кресла; золотистые волосы рассыпались легкими волнами.
— У нас нет и этого выхода, Эрик. Я не его жена. Он женат на другой.
Пауэлл будто примерз к подлокотнику ее кресла, на котором сидел, а она между тем продолжала:
— Вот как мы сможем заставить его быть благоразумным — я имею в виду, конечно, по отношению к тебе. А если он попытается чем-нибудь тебе навредить — вот увидишь, я ему покажу!