Рядом с Филиппом сидел его сын Сурик. Ясон усмехнулся, садясь на свободное место рядом с Илькой: здесь за столом не лежат, а он слышал, все эллины едят лёжа. Видимо, это о философах, которых из иер выгнали, и они вместо еды своё горе вином запивают и лежат потому, что встать уже не могут. Вот так заканчивают жизнь неудавшиеся иеры, у кого или таланта не хватило, или денег. Всё же философия требует жертв в виде возлияния, не зря же неудавшиеся жрецы идут в философы. Слово и горе лечит, и закуской обеспечивает.
Немного прихрамывая, появился бывший педагог самого Аминтора.
— Ну, все собрались, или ещё кого ждать будем? — сварливо поинтересовался он. — Тор, вы сегодня есть будите, или просто так за столом посидите?
— Не нуди старый, давай, неси, — улыбнулся хозяин дома зануде, своему ровеснику.
— То неси, то подожди, что я зря готовил? — прихрамывая, ворчун пошёл на кухню, — я готовил, старался, а они есть не хотят. Словно я не человек, словно мой труд не уважаем. Гоняют как мальчишку….
Из кухни выскочил Леапп и быстро стал расставлять посуду, сервировать стол. Посреди стола возникла большая миска с нечто зелёным. Всем раздали похлёбку. Аминтор с довольным видом положил этого зелёного нечто прямо в своё дымящееся блюдо. Его дочери скривились, когда отец начал с удовольствием это потреблять.
— Ясь, ты не стесняйся, клади. — Илька большой серебряной ложкой зачерпнул этого месиво…
Ясон посмотрел и понюхал похлёбку: свекла, мелкая цветная капуста, лук колечками, фасоль… вроде съедобно.
— Откуда это ты такой красивый, — Аминтор разглядывал гостя, Филипп хихикал в бороду. — Опять подрались? Иль!
— Атта, склалось так, — мальчишка за разговором старательно накладывал моску в похлёбку зелёную мешанину. Яська поводил носом, трава какая-то, не шпинат, не то что давали у них… Вот название забыл, от золотухи вроде.
— Иль, — Аминтор окликнул сына, — не увлекайся. Ты Сурику клади, сёстрам, себе.
— Ой… — Илька хитро перемигнулся с сёстрами, — Тут почти кончилось.
Яська понял, ради этого и позвали, чтобы он съел всю эту безвкусную траву. Илька его просто развёл, как мальчишку сопливого. Просто вёл за ручку к этой ждущей его зелени. Остатки Филипп наложил себе на лепёшку, а остальное перекочевало в миску Сурика. Сёстры вздохнули с облегчением.
— А можно я это есть не буду? — жалостливое лицо хрупкого мальчишки повернулось к отцу. Его светлые брови стали домиком, а голубые глаза стали влажные и молящие.
— Ешь, это полезно. — хором строго проговорили дети Аминтора. Сам хозяин, хмыкнув в бороду, потреблял своё месиво.
— Видишь, говорят полезно, — хихикнул Филипп и обернулся к девчонкам, вцепившись зубами в свою лепёшку с зелёной массой. — Вы зря не едите. Эту травку и с мёдом… Кожа будет нежная, чистая, без прыщей, как у Ильки….
Русоволосый мальчишка брезгливо выронил миску. Филипп от смеха даже поперхнулся, и Сурику пришлось стучать отца по спине. Аминтор, хмыкая, доедал свою похлёбку. Басилевс оказался очень смешливым, чего Ясон не ожидал. Потом подали всем по большому куску варёного мяса и расставили разные соусы.
— Новую партию лошадей Парм привёз с севера, — отсмеявшись Филипп заговорил о деле. — Так что принимай.
— Ты их уже осмотрел?
— Ну пока вы в Митиленах были, я тут тоже задницу не отсиживал, — басилевс толстым слоем намазал соусом мясо. — Лошади крупные, копыта ровные большие. Хороши для охоты. Алесь сегодня опробовал, остался доволен.
— Ладно, людей будем подбирать, — Аминтор налил себе морса, — ты сразу же их в горы уводи, от глаз подальше.
— А на лошадей глянуть можно? — сам себе удивился Яська, влезая в разговор старших. Филипп просверлил его оценивающим взглядом, но, видимо, ничего не нашёл, пожал плечами, мол, брат решает.
— Отчего нельзя, — тёплый баритон Аминтора обволакивал, — очень даже можно. Сходи посмотри, пока на другое пастбище в горы не отогнали. Кстати, — Аминтор поднял глаза на брата, — Что у нас с фессалийцами, ты с этими кентаврами недобитыми договорился?
— Выжидаю…, - Филипп усмехнулся. — Спешить с ними нельзя, гонору много, пусть сами придут. Надо там слушок пустить, каких мы лошадей раздобыли, но так, чтобы ни лаконцы, ни пирейцы не прознали. Эти кентавры своих доходяг быстро на наших променяют.
— Папочка, у меня тоже Букефал фессалийский, а он хороший конь… — Сурик попытался заступиться за своего любимца.
— Хороший-то хороший, но для скачек. В кавалерии ему делать нечего, — Филипп сверкнул на сына глазами, мол, молчал бы лучше, за умного бы сошёл. — В этом году последний раз в скачках участвовать будете. Подрастёшь, в весе прибавишь и всё — дисквалификация.