У входа их ждали взрослые, но мальчишки прошли мимо родителей, словно шли в последний путь. Мерван ободряюще потрепал сына по плечу, Яська выдавил куцую улыбку.
Они спускались по узкой лестнице, обрамляющей пещеру. Внизу, в горе, находился амфитеатр. Полумрак пещеры настраивал на камерность и таинственность. Слабый дневной свет проникал сверху, освещая площадку для певца. На ней горел тёплый костёр и стоял грубый стул. Гости из группы поддержки рассаживались на туфовые скамьи, юноши певцы уходили в три арочных хода, согласно представленным направлениям. Для певцов самодеятельной песни был крайний ход. Яська скрылся в него, оставив новых друзей, напутствующих Павку. Не унывающая Данка, вильнув хвостом, последовала за хозяином.
Ждать Яське долго не пришлось, его пригласили одним из первых. Он вышел на освещённую площадку. Зрителей почти не было видно, их скрывал мрак. Он достал свою кифару, Данка разлеглась у ног. Несколько мгновений Ясон думал, как начать, несколько раз вздохнул, чтоб успокоиться, поставил ногу на стул, облокотил на неё кифару… Тишину прорезала музыка струн, потом к ней добавился хрипловатый детский голос… Песнь о Свободе зазвучала в пещере, о свободе мысли, о мечте и солнечном луче, искрящимся и ведущим вперёд. Мальчишка пел о вольном ветре, что не знает границ, о высоких горах, устремляющихся в небо. Он пел о падении в бездонное небо и парении над землёй. У него не было сильного голоса, но хрипотца только добавляла оттенок теплоты его полёту души. Песня шла изнутри, из самого мальчишеского сердца. В тон струнам подмурлыкивала Данка, добавляя в звук мягкость шелеста ветра. Звуки кифары смолкли. Наградой были аплодисменты слушателей. Словно ком свалился с плеч мальчишки. Сразу стало тепло и уютно в этой пещере. Его попросили освободить место. Яська сел рядом с мальчишками.
Рядом сидел Илька, скрежеща зубами. Его руки были собранны в замок, костяшки на пальцах побелели от напряжения. Скрежет зубами не давал слушать исполнителей. Яська, глянув в бледное лицо с горящими глазами и пунцовыми от покусов губами, не выдержал.
— Слушай, ты часом не волк-оборотень… — тихо спросил он у мальчишки. Тот зыркнул на моска, и Яське захотелось исчезнуть или стать точно не съедобным.
Наконец, на освящённое место вышел Павка. Линкест шёл с высоко поднятой головой, со взлохмаченными короткими светлыми волосами, словно нимб обрамляющими гордое бледное лицо. Достав лиру, он запел чистым сильным мальчишеским голосом. Песнь его была гимном танцу мироздания. Это были всполохи энергии и искры творения. Это был взлёт начала. Это танец свершения. Это великие боги, что сотворили всё. Безудержная восхитительная Эвринома, что в хтоническом танце соединилась с Драконом Офионом. Это полёт белого Дракона через мириады звёзд, где каждая являлась новой жизнью, новым свершением и искрящейся сущностью, дающей эту жизнь. Павка вдохновенно пел о рождении этого мира, и крылья богов передавались ему. Мальчишка парил по пещере. Его голос смешивался с пустотами нечто и возвращался наполненный энергией жизни. Красочные сцены мироздания заполняли тьму пещеры. Создавалось ощущение, что акустика данного места наполняет чистый мальчишеский голос шелестом появившегося океана. Потом шепотом травы. А вот и запели первые птицы.
Музыка и песнь лилась отовсюду отражаясь от стен пещеры. Это было совсем другое ощущение, чем там, на сцене. Слушатели находились в центре музыки, она их окружала, обволакивала, наполняла собой, они становились соучастниками всего действа, о котором пел певец. Идеальная акустика пещерного зала заставляла слушателя тонуть в звуках мелодии, нестись в волнах голоса, быть в центре всех разворачивающихся событий. Создавалось ощущение, что мир зарождался именно вокруг тебя, и ты был не сторонним наблюдателем, а каким-то незримым его элементом.
Яська перевёл взгляд на поэта. Он бы никогда не подумал, что этот бугай может думать о таких глобальных вещах, и как думать… Илька сидел, вытянувшись в натянутую струну, он словно сливался с певцом, отдавая ему всего себя, все свои силы, всю свою жизнь ради этой песни. И чем дольше пел Павка, тем безжизненнее становился Илька, теряя свои силы.