Поначалу площадь пуста; затем появляется нечто пугающее, волнующее… Не спрашивайте, почему я всегда вижу это будто в первый раз.
В центре небольшой холмик. От него во все стороны расходится узор из линий. Не разрушенные ли это стены, частично погребенные илом? В их расположении нет смысла; я не сразу понимаю, что холмик… пульсирует.
Мгновение спустя замечаю два огромных немигающих глаза. Уставились на меня, не шевелятся.
Больше ничего не происходит. Жизнь здесь замерла шесть тысяч лет назад, в ту ночь, когда рухнул барьер, преграждающий путь воде, и море хлынуло через Геркулесовы столбы.
«Lento» — моя любимая часть. Однако я не решился бы завершить симфонию на столь трагической и отчаянной ноте. Потому возник финал, «Возрождение».
Знаю, Атлантида Платона не существовала и потому не могла погибнуть. Она навсегда останется идеалом, мечтой о совершенстве, целью, вдохновляющей людей всех поколений. Ради них симфония заканчивается торжественным маршем в будущее.
Обычно его воспринимают как образ восстающей из волн Новой Атлантиды. Это чересчур буквальная трактовка; для меня финал изображает освоение космоса. Такое прочтение завораживает и порабощает. Ушли месяцы, прежде чем я избавился от навязчивой темы. Проклятые пятнадцать нот звучали в голове днем и ночью…
Сейчас «Плач» существует отдельно от меня. Он обрел собственную жизнь. Когда Земли не станет, звуки будут мчаться к галактике Андромеды, передаваемые на мощности в пятьдесят тысяч мегаватт из кратера Циолковского.
Через сотни тысячелетий его перехватят — и поймут».
Сергей ди Пьетро (3411–3509). «Устные мемуары»— Мы всегда делали вид, будто ее нет, — сказала Мирисса. — Хочется посмотреть хотя бы раз.
— Ты же знаешь, капитан Бей не разрешает посторонним посещать корабль, — помолчав, ответил Лорен.
Она была в курсе и понимала причины запрета.
Талассиане сперва обижались, но в конце концов поняли: экипажа «Магеллана» едва хватает на повседневные дела. Устраивать экскурсии для гостей нет времени. К тому же, по статистике, один из пятнадцати человек, не привыкших к отсутствию гравитации, испытывает в таких условиях недомогание. Нянчиться со страдальцами, забредшими в отсеки без искусственного притяжения, тоже придется команде. Потому даже президенту Фаррадайну тактично отказали в визите.
— Я переговорила с Моисеем, а он обратился к капитану. Решение принято, но должно храниться в тайне, пока корабль не улетит.
Лорен озадаченно посмотрел на нее и улыбнулся. Мирисса все время удивляла и тем — но не только! — была прелестна. С тоской мужчина осознал, что она заслуживает исключения больше остальных талассиан. Брат Мириссы стал единственным на планете, кто совершил путешествие на «Магеллан». Капитан оказался честным человеком, готовым менять правила при необходимости. Всего три дня спустя корабль улетит и запрет потеряет смысл.
— А если у тебя начнется космическая болезнь?
— Я даже морской в жизни не страдала…
— Что ничего не доказывает.
— …и повидалась с коммандером Ньютон. Она признала, что с вероятностью девяносто пять процентов все пройдет гладко. И посоветовала отправиться на полуночном челноке, когда в поселке будут спать.
— Все предусмотрела, — с искренним восхищением воскликнул Лорен. — Встретимся на месте Второй высадки, за пятнадцать минут до полуночи.
Помолчав, он выдавил из себя тяжелую фразу:
— Обратно не вернусь. Попрощайся за меня с Брантом.
Встреча с соперником — слишком тяжелое испытание. После гибели Кумара Лорен не появлялся в доме Леонидасов, а Брант вернулся поддерживать и утешать Мириссу. Их жизнь выглядела прежней, словно в нее не вмешивался офицер земного звездолета.
Лорен действительно неумолимо уходил в сторону. Теперь он смотрел на Мириссу с любовью, но без вожделения. Его переполняло более глубокое чувство — страшнейшая боль, какой он доселе не испытывал.
Землянин страстно желал и надеялся увидеть собственного ребенка, но новые сроки отлета «Магеллана» растоптали мечту. Он слышал, как колотится сердце сына в утробе матери. Но судьба не позволила Лорену подержать дитя в руках.
Челнок стыковался с кораблем на дневной стороне планеты. Мирисса увидела «Магеллан», когда их разделяло сто километров. Девушка знала его реальные размеры, но с такого расстояния космическая махина казалась ей блестящей на солнце детской игрушкой.
Даже с десяти километров корабль не производил нужного впечатления. Разум и глаза настаивали, что темные круги вокруг центральной секции — лишь иллюминаторы. Только когда над челноком навис бескрайний округлый корпус «Магеллана», Мирисса поняла, что это грузовые и стыковочные шлюзы, в том числе предназначенные и для высадки гостя с Талассы.