Послушайте, на днях — да нет, вы мне не поверите… Впрочем, ложь: ложь — это восхитительно. Вообразите: придумать ирреальный мир и заставить в него поверить — солгать! Правда, поистине, обладает непоколебимой силой, она поражает меня. Правда. Они с ложью стоят друг друга. Возможно, ложь даже лучше: хотя я никогда не лгу. Что? Я солгал? Разумеется. Я солгал вам, сказав, что никогда не лгу. Лжец! Я лжец? В сущности, я уже и не знаю. Я запутался. Ну и времена! Неужели я лжец? Я вас спрашиваю. Скорее, я и есть ложь. Ложь, которая всегда говорит правду.
Перевод О. Акимовой
Проделки в замке
У меня страсть ко всяким шуткам и розыгрышам. А значит, я страсть как люблю пошутить и подурачиться. Теперь с этим покончено. У меня пропала к этому всяческая охота. Сейчас расскажу, как я переменился. Отвратительная история, и, может быть, вы серьезно задумаетесь, прежде чем позволять себе такие злые шутки, вроде проделок в замке. Ведь именно в замке это все и произошло. В замке, где я был учителем. Я только что получил право на преподавание и был учителем в замке с восхитительным названием Мальмор — «трагическая смерть». Получил я это место благодаря богатому приятелю: он был вхож в высший свет. Я же никого не знал. Был знаком только с товарищами по учёбе и господами и дамами из семейного пансиона на Школьной улице, где жил. Никого не знал, но любил разыгрывать и шутить. Уже много раз я замечал, что мои шалости плохо заканчиваются или грозят принять плохой оборот и что они не всегда сходят с рук. Совладать с собой я не мог.
Какой дьявол или злая сила искушали меня, но мной они вертели, как хотели. Вот, к примеру, по воскресеньям я ходил по улице следом за семействами — семействами, что волокли за руку детишек, детишек, которые шею себе сворачивали, разглядывая что-нибудь позади. Дети вертели головой, я подходил к ним, приседал и показывал язык или корчил жуткие рожи. Сначала они удивлялись. После пугались и заливались слезами. Иногда жаловались родителям. Обернувшись, те встречали мою улыбку. Ребенка одергивали и бранили. Он плелся следом, вновь озирался, и я начинал кривляться сызнова. И ребенок заливался слезами. Хотите верьте, хотите нет. Вот чем занимался я по воскресеньям. По будням я терся возле дамочек, которые перебирали в больших магазинах груды уцененного барахла. Я держался слева, а дотрагивался до их правого плеча. Они осыпали бранью господ, которые стояли справа от них, а я повторял свой приемчик, пока не разгорался ужасный скандал. Я понимал, что нелепо тратить время на подобные забавы. Но не мог удержаться, и эта самая страсть насмехаться над людьми меня и сгубила.
В поместье я учительствовал у двоих сыновей милой и все еще довольно красивой женщины. Сыновья — один двенадцати, другой четырнадцати лет — боготворили мать. Боготворили и почитали. Отец был в отлучке, и его я еще не знал. Мальчики рассказывали о нем, восхищались им и готовили к его возвращению праздник. Вдруг в замке появился презабавный персонаж со своими нескончаемыми историями, что-то вроде старого волокиты, прежде имевшего успех. Это был друг отца. Шут гороховый, казалось, он безумно надоел их матушке и был назойлив, невзирая на всеобщее отношение — весьма сухое и чрезвычайно пренебрежительное. Каждый раз, когда он склонялся над своей тарелкой или над картами, мы перемигивались и, пожимая плечами, обменивались знаками. Женщина вздыхала, мы могли расслышать, — в его-то присутствии! — что он создает одни неудобства, лучше бы ему понять — он лишний — и убраться восвояси. Но он докучал нам, отдавал распоряжения и выказывал себя таким развязным и бесцеремонным, что мы решили его разыграть. Мой бес путал меня, и, поскольку мать воспротивилась бы этому, дети уговорили меня ничего ей не сообщать и готовить нашу игру тайком. Что ж такого, игра была невинна и столь свойственна их возрасту. Речь шла о том, чтобы поиграть в призраков, говорить о призраках, создать некую атмосферу, атмосферу тревоги — старый красавчик был суеверен и трусоват — и, облачившись ночью в простыни, с карманными фонариками в руках, открыть двери его комнаты и напугать до полусмерти. Его дверь выходила в просторный зал, комната была далеко от комнат хозяйки дома, так что мы не боялись быть застигнутыми врасплох. Мы могли действовать без малейшей опаски, не рискуя нарваться на какую-нибудь неожиданность.