Так обыщи же мое тело узловатой рукой.
Заключи меня в свой параличный покой.
Меня не застремает перемена мест.
Стукач не выдаст - свинья не съест...
Он вздрогнул, когда Татьяна вдруг встретилась с ним глазами.
- ...Поздняя усталость на твое плечо,
Сколько нам осталось, сколько нам еще?
Сколько нам пpостоpа, сколько седины?
Сколько нам позоpа, сколько нам зимы?
Память моя, память, pасскажи о том,
Как мы помиpали в небе голубом,
Как мы дожидались, как не дождались,
Как мы не сдавались, как мы не сдались...
Отложив наконец гитару, она сделала несколько неверных шагов по сцене и вцепилась в лесенку, медленно оседая. Тимурханов, беззвучно ругаясь, сдёрнул её вниз, заглянул в совершенно белое лицо - под закрытыми глазами синяки, нижняя губа уже не закушена, а прокушена.
Малхаз подсунул сбоку какую-то коробку, и Татьяна ощупью опустилась на неё, пытаясь что-то выговорить.
- Тихо ты! - выдохнул Тимурханов, выхватывая из рук возникшего рядом Волчонка бутылку минералки, а из кармана пиджака - стандарт обезболивающих таблеток, которыми он пользовался в крайних случаях. Вытряхнул сразу две таблетки, без церемоний сунул ей в рот. Она отхлебнула глоток из бутылки, закашлялась, и, наконец, открыла глаза:
- Это... что?
- Ничего! - отрезал Тимурханов. - Молчи! Наговорилась уже... и напелась! - он повернулся к Волчонку. - Она всегда такая идиотка?
- Всегда! - хмыкнул тот.
- Умники... тоже мне... Светочи мысли... - пробормотала Татьяна, пытаясь выпрямиться. - Что это вы мне подсунули? Да ещё две сразу... Я щас взлечу...
- Без метлы-то? - облегченно съязвил Волчонок. - Ладно, я пошёл, мне петь сейчас.
- Опять петь?! - простонал Тимурханов. - Сиди! - Он удержал на месте встрепенувшуюся было Татьяну.
Та вдруг прыснула:
- Вы что, специально тут остались, чтобы со мной нянчиться?
- Я остался... - вздохнул он, - с тобой поговорить.
Со сцены снова донесся грохот, а из-под сцены - свист.
- Валлахи! - Малхаз потёр затылок.
* * *
Неподалеку на набережной стояла обычная парусиновая пивнушка, - "Белый медведь", - с деревянными лавками и столами. Грохот со сцены доносился и сюда, но гораздо слабее. Тимурханов дал свои координаты забеспокоившемуся Умару и положил мобильник в карман.
Татьяна хитро улыбалась, подперев руками щёки, блестя проясневшими глазищами.
Явно пробовала взлететь.
Он и сам не знал, стоит ли ему разговаривать с нею здесь и сейчас. Или всё-таки отослать парней? Или?..
Или... что?
Он наткнулся на предупреждающий взгляд Малхаза.
Вошли Умар с Алиханом, принесли то, что здесь гордо именовалось настоящим кавказским шашлыком.
К нему всё равно никто не притронулся.
Татьяна облизнула распухшие губы, сморщилась, посерьёзнела:
- Беслан Алиевич, чего вы хотите?..
Он наконец решился:
- Я хочу, чтобы ты работала у меня.
Её глаза округлились ещё больше. Парни, казалось, перестали дышать.
- Начальником пресс-службы, редактором моей газеты... кем угодно. Безопасность гарантирую. Деньги - любые.
Она поглядела на свои руки, скрещённые на выскобленной столешнице, медленно проговорила:
- Если мне не мерещится, и вы не шутите... Почему я? Вы же меня совсем не знаете...
Тимурханов вдруг рассмеялся:
- Это точно. Совсем не знаю!
- Подождите, - тихо попросила она. - Вы серьёзно?
Он кивнул и так же тихо сказал:
- Ты только сразу не отказывайся, подумай...
Она подняла напряжённый взгляд:
- Здесь вам каждый скажет, что я сперва делаю, а потом думаю!.. Знаете что? Идёт!
Он увидел, как расплылись в улыбках парни, и поймал себя на такой же улыбке.
- Только у меня есть одно условие, - поспешно сказала она. - Нет, два условия!.. Нет, три!
Тимурханов облегченно захохотал:
- Принимаю любые!
- Честно? - Она прищурилась.
- Даю слово! - торжественно сказал он, уверенный, что может предоставить ей всё, что она ни попросит.