Я возвращаюсь на свой пост в четыре, хотя ни разу еще не бывало, чтобы Адам когда-нибудь ушел с работы раньше 16:45. Я сажусь у окна в кафе «Бургер Кинг» на площади Вулмаркет, расположившись так, чтобы наблюдать за устьем переулка, ведущего к его учреждению. Точно по графику в 16:47 он выходит и идет к трамвайной остановке. Я присоединяюсь к кучке людей, ждущих на приподнятой платформе, спокойно улыбаясь, когда вдали раздается трамвайный гудок. Приятной тебе поездки, Адам. Она станет для тебя последней.
4
Дело в том, что я его «вообразил» и решил начать дело с его горла.
Когда Дэмьен Коннолли из полицейского участка 6-го округа, что расположен в южной части города, не появился к началу своей смены, дежурный сержант не встревожился, как полагалось бы. Хотя полицейский констебль Коннолли и был самым лучшим систематиком в полиции и хорошо разбирался в программе ХОЛМЗ, он был известен своими опозданиями. По крайней мере дважды в неделю он врывался в двери участка через добрых десять минут после того, как его смена приступала к работе. Но когда он так и не появился спустя полчаса после начала дежурства, сержант Клэр Боннер почувствовала легкое раздражение. Даже у Коннолли хватило бы сообразительности понять, что, если он опаздывает больше чем на пятнадцать минут, нужно позвонить и сообщить. В особенности сегодня, когда все участки требовали полной явки специалистов по программе ХОЛМЗ в связи с расследованием дела серийного убийцы.
Вздохнув, сержант Боннер нашла номер домашнего телефона Коннолли и набрала его. Телефон звонил долго, пока наконец не отключился автоматически. Сержант встревожилась. Вне работы Коннолли был нелюдимом. Он был спокойней и, возможно, серьезнее большинства полицейских из смены сержанта Боннер, а принимая участие в общественной жизни участка, всегда сохранял дистанцию. Насколько ей было известно, подружки, в чьей постели Коннолли мог бы заспаться, не существовало. Его семья жила в Глазго, так что поблизости не было родственников, у которых можно было что-то узнать. Сержант Боннер призадумалась. Вчера у их смены был выходной. Когда они закончили работу после предыдущей ночной смены, Коннолли пошел завтракать с ней и полудюжиной других ребят. Он ничего не говорил насчет того, как собирается провести выходной, – разве что выспаться и заняться стареньким родстером «остин хили».
Сержант Боннер прошла через диспетчерскую и поговорила с одним из коллег, занимавших такую же должность в другом отделе. Она попросила его послать одну из патрульных машин к дому Коннолли и проверить, не заболел ли он, не произошел ли с ним несчастный случай.
– Пусть они посмотрят в гараже, проверят, не слетела ли эта его чертова машина с домкрата. Может, он лежит под ней, – добавила она, направляясь обратно.
Был уже девятый час, когда сержант из диспетчерской появился в ее офисе.
– Ребята проверили дом Коннолли. На звонок в дверь никто не ответил. Они хорошенько все осмотрели вокруг, занавески раздвинуты. Молоко – на ступеньках у двери. Насколько они поняли, никаких признаков жизни. Они заметили одну-единственную странность: его машина стоит на улице, а это на него не похоже. Мне незачем вам говорить, что он обращается с этим мотором, как с драгоценностями Короны.
Сержант Боннер нахмурилась.
– Может, к нему кто-нибудь приехал? Родственник, подружка? Может, он поставил в гараж их машину?
Сержант покачал головой.
– Да нет. Ребята заглянули в окно гаража, там пусто. И не забудьте про молоко.
Сержант Боннер пожала плечами.
– Значит, мы больше ничего не можем сделать?
– Вообще-то ему двадцать один год. Я думал, у него хватит ума не попасть в список пропавших без вести, но вы ведь знаете этих тихонь!
Сержант вздохнула.
– Пусть только появится, уж я ему кишки узлом завяжу! Кстати, я попросила Джоя Смита заменить его на эту смену.
Сержант закатил глаза.
– Да уж, вы умеете устроить человеку веселенькую жизнь! Не могли, что ли, поставить другого? Смит ведь полуграмотный.
Прежде чем сержант Боннер успела ответить на упрек, раздался стук в дверь.
– Да? – сказала она. – Входите.
Нерешительно вошла женщина-констебль из диспетчерской. Лицо у нее было опрокинутое.
– Черт, – сказала она, и одного слова хватило, чтобы тревога в ее голосе стала очевидной. – Наверное, вам лучше посмотреть вот на это. – И она протянула им факс, нижний край страницы был неровный – там, где его в спешке оторвали.
Дежурный стоял ближе: он взял тонкий лист и взглянул на него. Потом резко втянул воздух и на мгновение закрыл глаза. Потом, не сказав ни слова, протянул факс сержанту Боннер.
Сначала она восприняла изображение как черные и белые пятна. На мгновение, пока рассудок автоматически ограждал себя от ужаса, она удивилась, почему кто-то, действуя через ее голову, доложил об исчезновении Коннолли. Потом ее глаза превратили знаки на бумаге в слова. «Срочный факс во все участки. Это неопознанная жертва убийства, обнаруженная вчера вечером на заднем дворе публичного дома „Королева Червей“, Темпл-Филдз, Брэдфилд. Фотография будет прислана сегодня до полудня. Прошу распространять и демонстрировать. Всю информацию сообщать ДИ Кевину Мэттьюзу, улица Скарджилл, отдел несчастных случаев, доб. 2456».
Сержант Боннер мрачно взглянула на коллег.
– Сомневаться не приходится, да? – спросила она.
Констебль смотрела в пол, лицо у нее побелело и покрылось холодным потом.
– Вряд ли, черт побери, – ответила она. – Это Коннолли. Не просто «очень похож», а он и есть.
Сержант взял факс.
– Я сейчас же свяжусь с детективом-инспектором Мэттьюзом, – сказал он.
Сержант Боннер встала из-за стола.
– Я съезжу в морг. Им нужно как можно скорее получить акт официального опознания, чтобы начать работать.
– Это совершенно меняет игру, – с мрачным видом сказал Тони.
– Повышает ставки, – добавила Кэрол.
– Вот какой вопрос я задаю себе: знал или нет Хенди Энди, что преподносит нам копа, – тихо произнес Тони, поворачиваясь на стуле и устремляя взгляд в окно, на городские крыши.
– Простите?
Он криво улыбнулся и пояснил:
– Нет, это я должен извиниться. Я всегда даю «клиентам» имена. Это придает им нечто личное. – Он повернулся к Кэрол. – Это вам мешает?
Та покачала головой.
– Это лучше, чем прозвище, которое дали ему в участке.
– Какое? – спросил Тони, подняв брови.
– Голубой убийца, – ответила Кэрол, не скрывая отвращения.
– Это порождает множество вопросов, – бросил Тони, – но, если помогает справиться со страхом и возмущением, что же, неплохо.
– Мне это не нравится. Мне не кажется, что, называя его Голубым убийцей, мы лишаем его безликости.
– А что в ваших глазах может это сделать? Что он убил одного из ваших?
– Со мной это произошло раньше. Как только мы получили второе убийство – первое, которым я занималась, – я была уверена, что мы имеем дело с серийным убийцей. Тогда-то он и стал для меня конкретной личностью. Я хочу схватить этого ублюдка! Мне это необходимо. Профессионально, лично – по-всякому!
Холодное бешенство, прозвучавшее в ее голосе, придало Тони уверенности. Это женщина намерена сделать все возможное, чтобы обеспечить ему режим наибольшего благоприятствования. В самом ее голосе и в словах, которые она выбрала, звучал сознательный вызов, показавший ему, что ей безразлично, что он подумает о ее намерении. Именно такая соратница ему и нужна. Во всяком случае, в профессиональном смысле.