Выбрать главу

Завеса проливного дождя, казалось, была готова потушить первые лучи солнца — пульсирующего красноватого зарева на востоке. Да и после небо осталось все таким же хмурым. Ветер гнал по нему черно-серебряные тучи под аккомпанемент грозовых раскатов.

Тьяго пошарил вокруг, пытаясь отыскать свой рюкзак. Тот сгинул, унеся с собой их запас провианта, а также разнообразные руны и устройства, которые удалось перед походом выбить из Васкера. Над вершиной высокого холма виднелась макушка башни, но стоило воину направиться к ней, как вновь зарядил косой дождь, тут же промочивший его до нитки. Немного не дойдя до вершины холма, Тьяго наткнулся на руины часовни. Каменный притвор сохранил некоторое подобие целостности, и теперь в нем, скрестив ноги, сидела перед огнем женщина в черном костюме. Дерве Корим. Рядом с ней на земле валялся обглоданный до костей скелетик какого-то небольшого животного. Женщина бросила на воина равнодушный взгляд и облизала измазанные в жиру пальцы.

Тьяго, грязнее самой грязи, опустился возле костра. Шип, который ему так и не удалось извлечь из своей спины, вновь попытался впиться еще глубже.

— Пожрать есть? — поинтересовался воин.

— А твой рюкзак где? Хочешь сказать, что вся наша еда на дне той расщелины? — Дерве удрученно вздохнула, порылась в карманах и извлекла тряпицу, в которую были завернуты несколько съедобных корешков и орехов.

На вкус коренья изрядно горчили, и, пытаясь разжевать один из них, Тьяго скривился от боли.

Женщина немного понаблюдала за тем, как он шарит во рту пальцем, а потом произнесла:

— Когда мы повстречались в Каспара-Витатусе, мне показалось, что ты очень похож на Кугеля. То, как ты разговаривал с Васкером и остальной компанией, напомнило мне о нем. Но когда ты разделался с деоданом, я поняла, что ты совсем другой. Ему не хватает твоей отваги, и хоть твоя манера боя далека от совершенства, зато отражает прямолинейность характера. На тот момент мне даже подумалось, что ты искренний и честный человек. А вот теперь, после того как ты загубил несколько сотен жизней единственной безрассудной выходкой, я сижу и гадаю, не приняла ли я за честность и прямолинейность банальное отсутствие ума? И пришлось спросить себя, так ли уж отличается непонимание последствий своих поступков от продуманного преступления? Результат-то один: гибнут безвинные.

— Неужели ты настолько наивна, что полагаешь, будто Мелорий и впрямь собирался устроить для тех людей в клетках неделю курортного отдыха? Их заставляли двигаться его заклинания… они были уже мертвы. Или ты скорбишь о его собственной жизни?

Дерве явно собиралась выдать в ответ что-то довольно резкое, но вовремя прикусила язык.

— И все же, — наконец произнесла она, — ты заставил меня прыгнуть в бездонную пропасть и пробежать по лбу джида. Тебе самому-то, если оглянуться назад, это не кажется плохим решением?

— Рискованным — да. Но цель достигнута, так что я не соглашусь, что оно оказалось плохим.

— Помнится, ты говорил: «Терпение укажет нам путь». Я так понимаю, это был пример того, что ты подразумеваешь под терпением?

— Важно вовремя понять, когда терпение более не приносит пользы. И я принял решение.

— Смиренно прошу впредь заранее посвящать меня в детали своих будущих решений. — Дерве отряхнула грязь со своих брюк.

Ближе к полудню небо расчистилось и длинные тени протянулись на солнце от огромных валунов, украшавших поле у подножия башни; само строение тени почему-то не имело, и этот факт заставил Тьяго помедлить — как, впрочем, и вид пельграна, слетевшего с вершины и, прежде чем вернуться в свое гнездо, описавшего над путниками круг. Это явно была самка и, судя по неуверенному, неуклюжему полету, еще ко всему прочему и беременная — а уж в таком состоянии они были особенно злобными и непредсказуемыми.

Впрочем, на Дерве Корим ничто из этого не произвело ровным счетом никакого впечатления. Ее нетерпение только нарастало с каждым шагом. Когда они приблизились к зданию, Дерве разве что не побежала, не в силах сдерживать овладевшее ею воодушевление. Однако к тому моменту, когда Тьяго добрался до подножия башни, его спутница уже всем своим видом выражала отчаяние. Она бегала вдоль стены, ощупывая ее руками и издавая скорбные стоны.