Я постоянно косился на Маринку. Она весело щебетала со своим новым хахалем и все время поглаживала его руку с таким беззаботным видом, будто меня и вовсе не существовало. Да нет же – вдруг понял я – меня в ее долбаной жизни, действительно, уже нет. Была интрижка и сплыла.
«Вот же сука!» – подумал я, а вслух проорал:
– Бог не дурак, любит пятак! Давайте за что-нибудь выпьем. За что там? Да пофиг за что! Давайте просто выпьем!
Тут меня обхватили сзади за плечи.
– Саша, успокойся, – послышался шепот возле левого уха, это был голос Инги:
– Все будет хорошо, Саша, ты просто успокойся. Все пройдет. Видишь, там девушка сидит? Видишь? Ее зовут Вика. Сережа поставит медленный танец, а ты ее пригласи.
– Да, кентяра, не кипишуй, – послышался шепот возле правого уха, это говорил Серега:
– Иди проветрись, покури, а я минут через пять поставлю медляк.
Я повернул голову влево – покосился на Ингу. Повернул голову вправо – покосился на Серегу. Кивнул. Поднялся из-за стола и нетвердой походкой направился на балкон.
Вечерело. Воздух посвежел – было уже не так жарко и душно. Где-то стрекотал сверчок. Где-то гавкала собака. Где-то плакал ребенок. Я посмотрел вниз. В глазах стояла пелена. Детская площадка пустовала, на лавке никто не сидел. Вроде бы не сидел. Или сидел? Черт разберет! Кружилась голова. Я затянулся, и меня окончательно повело…
Я не заметил, как рядом со мной оказался Гарик – не слышал как он вошел на балкон. Он посмотрел на меня, кажется, с сочувствием, понимающе кивнул и зажег сигарету.
Послышалось недовольное ворчание:
– Да иди ты на хер, овца! – к нам присоединился Димон. – Тварь, блядь, ебаная. Пора с ней рвать!
Димон еще несколько раз выругался, злобно сплюнул и закурил.
– Там кто-нибудь сидит на лавке? – спросил я, еле ворочая языком.
– Где?.. Нет никого, – ответил Гарик.
– Просто мне показалось… что там сидит… ну, помните на лавке в новый год… шизик этот… и вот мне показалось, что он там сидит… но только как будто он как зомби… или покойник, что ли…
– Не хило тебя штырит, – заметил Димон.
А Гарик сказал:
– Иногда они возвращаются.
– А? – я непонимающе уставился на своего друга.
– Рассказ есть такой у Стивена Кинга: «Иногда они возвращаются». Духи мертвых…
– Да ты задолбал своим Кингом, – раздраженно произнес Димон. – Ты уже всем мозг им вынес! Давай хоть здесь не будешь!
Гарик недоуменно покосился на Димона, несколько секунд о чем-то поразмышлял, а потом сказал:
– Ладно.
Из комнаты донесся развеселый девичий крик:
– Мальчики, давайте танцевать! Хочу медленный танец!
– Да, давайте-давайте! Танцы! Танцы! – послышался еще один девичий голос.
А я подумал: «Только не доунт спик… только не доунт спик…»
Заиграла музыка. Это был не Don’t Speak.
– Хороший музон, – сказал Гарик, – все хочу узнать, о чем поется. И группа эта, как же ее… клюква… клюква… как по-английски клюква?
– Хрен знает, – буркнул Димон.
– Ладно, – сказал Гарик, – я пошел к своей.
Мы остались вдвоем. С минуту молчали. Потом Димон сказал:
– Твари, блядь! Все бабы, твари! Только и думают, как налево свинтить. Знаешь, что моя мне сказала? Говорит, не один ты такой красавец, другого по щелчку пальца найду. Ну не тварь, блядь?! А твоя еще хуже! Вон, гляди, как с другим отжигает!
– Она не моя, – возразил я. – Она уже три месяца, как не моя.
– Похуй! Ты только посмотри, что она вытворяет. Как сосется с этим хмырем! Посмотри, блядь!
Я повернулся. Маринка танцевала со своим бойфрендом и целовалась. У меня перехватило дыхание.
«С языком, с-с-сука! – то ли подумал, то ли произнес вслух я. – Еще и на ушко шепчет? Вместе и навсегда? Вместе и навсегда, да? Так ты шепчешь? Вот же с-с-сука!»
В голове что-то щелкнуло, и в самом центре ее вдруг послышался отчетливый призрачный голос, неуловимый, но в то же время явственный:
«Аннигиляция…»
Вздрогнув, я бросил осторожный взгляд в сторону детской площадки. Лавочка была пуста… или нет… или там все-таки кто-то сидел? Некто мглисто туманный, плохо различимый. Сидел и кивал, и слал сигнал прямо в центр головы:
«Аннигиляция… давай, врежь ублюдку… мы хотим есть… докажи, что ты мужик… накорми нас…»
Я зажмурился, поморщился, открыл глаза. Передо мной всплыло лицо Димона. Оно злорадно и неприкрыто скалилось.
«Давай же… давай… – послышался снова шепот, – мы хотим есть… он же трахает твою телку…»
– Нет… – сказал я.
– Да, – сказал Димон, – слышишь, как эта певица «Э! Э! О! О!» делает. Как при оргазме, и они в такт ей у всех на виду чуть не кончают.