Выбрать главу

Но спустя несколько месяцев я привык к галдящей, веселой Москве, где у меня появились такие же, как и я, неугомонные друзья, болел я редко, а Марина Михайловна, неожиданно для меня, родила нам с Юлей сестру Валю. И полнота ее чудесным образом исчезла.

 

* * *

 

Жилплощадь и условия проживания меня тогда мало интересовали, я даже не замечал и особо не удивлялся, как мы запросто разместились впятером в одной комнате размером не больше 14 м. Комнату перегородили массивным дубовым шкафом, поэтому отец с Мариной Михайловной и младенцем Валей оказались по одну сторону шкафа, а мы с Юлей – по другую.

 

* * *

 

Зеленые, тенистые, малоэтажные Сокольники опять подружили меня с Москвой. К тому же у нас была настоящая коммунальная «семья» – веселая, шумная, может быть, чересчур говорливая, но всегда готовая помочь и словом, и делом. Мою любовь к нашему старому дому уже ничто не могло поколебать: ни отсутствие горячей воды, ни отсутствие городского отопления.

 

* * *

 

В коммунальной квартире все дети были общими. Обычно прибегаешь домой, а там никого, стучишься к тете Мане, соседке.

– Ну что? Набегался, опять озорничали? Признавайся, цеплялись за машины? Что молчишь, не вижу я, что ли? – спрашивала она.

Нашим любимым зимним развлечением были коньки. Просто нарезать круги на катке мы, мальчишки, признали занятием скучным и неинтересным: что мы, девчонки, – кататься по кругу и красоваться. Мы настоящие герои улиц! Поэтому мы цеплялись за проезжающие машины и с быстротой ветра неслись за ними на своих коньках-снегурках, которые крепились к валенкам. Взрослые нашего увлечения не разделяли и грозили лишить коньков. Но поймать нас было невозможно! И мы опять и опять вгрызались нашими снегурками в заснеженную дорогу и неслись так, что шапку порой срывало…

И тетя Маня долго допытывала, а я молчал и оттаивал. Знал – нужно переждать, тетя Маня добрая, поругается-поругается и накормит.

 

* * *

 

Сокольники были мне домом родным лет до десяти-одиннадцати. И хотя этот район считался неспокойным, криминальным, где промышляла всякая уголовная шпана, мы с друзьями чудесным образом избежали ее влияния.

 

* * *

 

Все праздники сопровождались пирогами, запахи которых неслись почти из каждого окна. Обычно выносили столы на улицы и со всего двора собирались соседи, каждый приносил что было в запасе и выкладывал на общий стол. И все вместе праздновали – шумно, с песнями. Ну и мы, конечно, детвора, были здесь же, вместе со взрослыми.

Кто придумал эту систему зарабатывания денег, сейчас уже не вспомню, но она исправно работала. Она заключалась в нашей исконно русской «забаве» – стоянии в очереди. Перед праздничными днями у магазинов выстраивались огромные очереди за мукой, которую выдавали строго по 3 кг в одни руки. Задача мальчишек была в том, чтобы выстоять несколько очередей, получить муку и отдать в благодарные руки. За такую «мУку» полагалось денежное вознаграждение от признательных соседей.

Там же, в Сокольниках, моя дворовая компания заставила из любопытства лет в 9–10 попробовать водки, а уж курили мы не меньше взрослых.

 

* * *

 

Летом нас, мальчишек, было и подавно не удержать, да и кто бы смог. Если зимой мы катались, прицепившись к машинам, занятие надо сказать, небезопасное, то и летом мы находили себе интересные занятия и отнюдь не в песочнице. Жителям Сокольников безмерно повезло, что рядом был разбит большой парк, да еще с прудами. У этих Оленьих прудов мы и пропадали целыми днями. Купаться – это, конечно, хорошо, но нам нужна была настоящая деятельность, а барахтаться в воде было так же скучно, как и просто кататься на коньках по кругу. Поэтому мы строили плоты, да такие крепкие, что могли сплавляться по озеру. Конечно, опасное и рискованное дело, но несчастных случаев я не припомню. А когда мы в совершенстве освоили технику «кораблестроения», то душа потребовала подвигов. Мы стали устраивать шуточные бои на плотах.

Мокрые, усталые затемно возвращались домой, где нас ждала обычная жизнь. Но и эта жизнь с холодной, пахнущей водорослями водой, эти хлипкие плоты, которые сталкиваются в «сражении» так, что почти разваливаются, эти полуразрушенные бараки, в которых мы прятались, чтобы покурить, эти рискованные катания на подножках трамвая – тоже была для нас тогда привычной.