— Да он не плохой, — пролепетала Будинка. — Вспыльчивый только маленько... Благодарю тебя, госпожа Рамут. Век не забуду твоего добра и твоего лечения.
Помолчав несколько мгновений, Рамут вздохнула и повторила:
— Если что — приходи. Хоть днём, хоть ночью. А захочешь совсем от него уйти — помогу.
Будинка робко мялась.
— Да как же — уйти-то?.. Муж ведь он мой. Да и сыночки как же без батюшки родного останутся?
Для Рамут, родившейся и выросшей в мире, где ведущую роль играли женщины, было всегда дико слышать подобное. Чтобы мужчина поднял руку на свою супругу, да ещё и носящую в утробе его же собственных детей — этого она не понимала и понять никогда бы не смогла. Она не понимала и не принимала даже просто непочтительного и неуважительного отношения к женщине. Там, в покинутой Нави, перед глазами Рамут были яркие примеры женщин — «вожаков стаи»: матушка Северга, тётушка Бенеда. Для Рамут это был образец для подражания, и она даже не мыслила себя в сколько-нибудь подчинённом положении. Между ней и супругой Радимирой царило взаимное уважение, равноправие и любовь; женщина-кошка сразу приняла как данность то, что её любимая навья никогда не будет ведомой и зависимой, слабой и нуждающейся в покровительстве. Они были на равных. Но положение женщины за пределами Белых гор Рамут не удовлетворяло, а порой и возмущало. Заносчивость и раздутое самомнение отдельных представителей мужского пола в Яви временами бесили Рамут. Похоже, они мнили себя высшими существами, хотя далеко не все из них имели действительные основания для столь завышенной самооценки. Впрочем, нельзя сказать, что все местные мужчины были таковы; встречала Рамут и добрых, благородных, любящих и неспособных обидеть свою любимую женщину. Как раз из таких был Добродан, по которому всё ещё порой болела её душа. В нём была мягкая, добрая сила и солнечный свет. Солнце Яви сияло в его летних голубых глазах... Именно эта тёплая, ласковая сила и притягивала Рамут, казалась ей необычной. Она чувствовала Добродана, такого непохожего на мужчин Нави, как равного себе. У Радимиры было много общего с ним: такую же тёплую силу Рамут чувствовала и в ней.
И совсем иным оказался тёмный близнец Добродана, Вук. В нём тоже скрывалась сила, отличавшая его от навиев, но он, попав в Навь, принял местные правила, склонял голову перед Дамрад и перед самой Рамут, называя её почтительно «моя госпожа», но это было лишь внешнее, условное. Игра. А на самом деле он жаждал власти, мечтал стать если не равным Дамрад, то вторым после Владычицы. Этаким теневым властителем. И это ему во многом удавалось. Он умело подпитывал болезненную мнительность повелительницы Длани, которой всюду мерещились заговоры против неё; он эти заговоры и раскрывал — как действительные, так и мнимые. На самом деле Дамрад жила в постоянном внутреннем страхе быть свергнутой, и Вук, уцепившись за это слабое место государыни, постоянно подкреплял её опасения, поддерживал в ней убеждённость в том, что опасность всегда есть и окружает её со всех сторон. Во время правления Дамрад аппарат тайной сыскной службы разросся до небывалых масштабов, и руководил этой службой Вук, хотя и считался заместителем начальницы. Дамрад зависела от своей службы безопасности, на ней держалась её власть. Именно её «незримые рыцари» сражали врагов государства, реальных и несуществующих. Таким образом хитроумный, жестокий и властолюбивый Вук исподволь внушал своей госпоже, что без него она — никто. Ей не могло нравиться то, что она попала в зависимость от него, но она вынуждена была признавать, что никто не справится со своими обязанностями лучше, чем Вук. Он был лучшим из лучших, единственным в своём роде. Она подспудно чувствовала затягивающуюся удавку на своей шее и даже в последние годы пыталась отдалить Вука от себя, но полностью обойтись без него не могла. Но даже если она что-то и подозревала, то всё равно боялась окончательно поверить в то, что самый главный враг притаился у неё под боком. Враг, от которого зависела её собственная безопасность, благополучие и жизнь.
Но чем сильнее Добродан хотел убить Дамрад, чтобы предотвратить грядущую войну с Явью, тем больше, тем неотвратимее он проигрывал Вуку. Убив чудовище, сам уподобляешься ему. И занимаешь его место.
Впрочем, уязвимое положение касалось только местных жительниц. Женщин-оборотней из Нави даже сильные мужчины Яви побаивались — и князья, и их дружинники. От волчиц-чужестранок веяло нечеловеческой внутренней силой и непоколебимым чувством собственного достоинства. Осознавая, впрочем, себя частью народа-агрессора, проигравшего войну, навии, оставшиеся для возмещения нанесённого жителям Яви ущерба, держались подчёркнуто учтиво и сдержанно. Но это не означало, что они давали себя в обиду. Они остались работать и работали превосходно, зачастую на износ, не жалея себя, чем со временем заслужили уважение бывшего противника. Но даже спустя десятилетия после войны слышались порой злые голоса, встречалось настороженно-враждебное отношение к навиям.
Войны не проходят бесследно и оставляют горький отпечаток в душах людей на поколения и поколения вперёд. Особенно такие грандиозные и страшные, как эта война.
Позже в тот же день, выпив новую чашку отвара тэи у камина взамен оставленной и остывшей, а также позволив себе уже полную чарку неразбавленной настойки, Рамут размышляла о том, что, быть может, ей и не следовало бить этого парня. Медленно и задумчиво вкушая остатки выходного, она думала: возможно, она не имела права применять силу. Да, прошло много лет после войны, и оставшиеся в Яви навии усердным трудом доказали свои добрые и мирные намерения, но призрак былой вражды накладывал рамки, за которые не следовало выходить. Нет, навии не обязаны были терпеть оскорбления в свой адрес и быть постоянно униженными; ещё покойная княгиня Лесияра, а сейчас и действующая белогорская владычица Огнеслава всегда подчёркивали это. Но сегодня Рамут не себя защищала от нападок, а лезла со своими понятиями в чужую жизнь. Так уж у людей было заведено, так они жили веками, и то, что навье казалось диким и неприемлемым, у них считалось привычным обычаем. Но гнев и возмущение взяли верх, и Рамут вышла за рамки. Не удержалась. Просто не смогла иначе.
Вечером, когда вернулась со службы Радимира, Рамут рассказала ей об этом случае: не могла не поделиться тем, что её грызло изнутри. Супруга выслушала её с ласковым, серьёзным вниманием и с движением живой, неравнодушной мысли во взоре.