— Продолжайте дышать.
Ана тяжело вздохнула, всё тело её дрожало.
— Но я больше не могу, — тихо сказала она.
— Плохо! — Врач покачал головой.
Это звучало как приговор. Ана пожалела о своих словах — ведь если она сделает над собой усилие, если попытается…
— Впрочем, — врач опять повернул какой-то регулятор на аппарате, — быть может, этого достаточно.
Жидкость в колбах постепенно осела, но так и не вернула свой первоначальный цвет.
— Да, к сожалению, не самая приятная процедура! — сказал врач, когда они вышли из комнаты. — Но необходимая. И весьма эффективная.
Он развалился в кресле. Ана примостилась на стуле напротив. Она взволнованно ждала, когда врач что-нибудь скажет, объяснит, почему дышать было так тяжело, почему жидкость в колбах потемнела и стала похожа на гной, насколько плохо то, что её стошнило, для чего вообще нужен этот чудовищный аппарат. Она пожалела, что не жаловалась на самочувствие. Возможно, тогда врач не заставил бы её дышать через это страшное устройство. В старой агада-лая её всегда подробно расспрашивали, уточняли каждую мелочь. Её не травили кислотой.
— Хорошо. — Врач даже не смотрел на Ану. — Неприятные ощущения скоро пройдут. У всех бывает такое после…
Он не договорил и что-то торопливо начеркал в медицинской карте.
— Вы знаете, — начала Ана и закашлялась, — вы знаете, мне… мне последнее время становится немного хуже… И мне кажется, что это… из-за уколов.
Врач наморщил губы.
— Но вы же говорили…
— Нет, я, наверное, не совсем так… не совсем так выразилась. — Слова застревали в горле. — Это происходит не всегда. Сегодня я чувствую… чувствовала себя хорошо. Но часто бывает так, что мне становится плохо именно после уколов.
— Что ж, это возможно. Это нормально. Лечение не всегда бывает приятным. Я, к сожалению, тут ничего изменить не могу. Но зато вот сейчас я вам выпишу направление. Будете принимать совсем новый препарат.
— И мне станет лучше?
— Конечно!
Врач схватил тоненький, с прожилками, бланк.
— Но… — проговорила Ана.
Она и сама не понимала, что хочет сказать. Врач протянул ей рецепт.
— Возьмите. Карта ваша останется у меня. А дра́вия у нас в плеве на первом этаже, не нужно долго искать.
Ана взяла рецепт, исписанный витиеватыми каракулями, которые невозможно было прочитать.
— Спасибо, — сказала она.
— Вам станет лучше! — добавил врач, но это прозвучало так неправдоподобно, что он даже виновато улыбнулся.
В дра́вия-ла́я для пациентов было пустынно и тихо. Ана протянула стоявшему за стойкой мужчине рецепт, опасаясь, что тот тоже ничего не сможет разобрать, однако мужчина тут же выдал ей несколько ампул. Она осторожно спрятала ампулы в карман, завернув их в платок.
Потом долго стояла посреди плева, где воздух пах так же, как после павана-ваари на окраине города. На неё стали удивлённо поглядывать другие посетители. Тогда Ана надела дыхательную маску и вышла на улицу.
Домой она вернулась уже под вечер, хотя и не понимала, как могла так долго ехать по линиям хагаты. Она ещё ощущала едкий кислотный привкус во рту и режущую боль в грудной клетке. Её мучила жажда — и сколько бы она ни пила воды, жажда не проходила. Она не помнила даже, как заснула — помнила только, что всю ночь почему-то работало радио, и в темноте тоскливо звучали песни, похожие на молитвы.
Проснувшись, Ана долго лежала в постели. Радио работало — и молчало. За окном давно рассвело. Шприц уже был заправлен ампулой с новым препаратом.
Ана взяла шприц. Села за стол. Выключила радио, которое всё равно передавало тишину. Потом спокойно и медленно, как учил её Нив, сделала себе укол.
Укол подействовал неожиданно быстро.
Тело налилось тяжестью. Мутило, как после скверной выпивки. Часы на стене неумолимо показывали приближение полудня, но Ана решила, что вполне ещё может немного поспать — или хотя бы полежать в постели, разглядывая солнечные блики на потолке. Нет нужды торопиться.
Она попыталась встать со стула — и не смогла.
Лёгкие вдруг стало распирать от боли, голова потяжелела. Ана забыла сделать вдох.
Она испугалась.
Нужно продолжать дышать, просто дышать.
Продолжайте дышать.
Ана как-то невольно ухватилась за край стола, точно боялась, что вся комната вот-вот перевернётся, и медленно вздохнула.
У неё закружилась голова.
Руки вспотели от волнения, сердцебиение участилось, но размеренное глубокое дыхание действительно помогало. Спёртый воздух в нагретой солнцем комнате показался свежим и прохладным, как в просторном плеве агада-лая. Ана дышала свободно и легко — даже когда вышла на улицу и надела маску.