Оуэн открыл глаза — серо-голубые, опушенные длинными золотистыми ресницами, до боли в груди любимые, — и кивнул.
— Заглянем на час-полтора. Мне тоже нужно будет подготовить тезисы к семинару, — протянув руку, он осторожно смахнул влагу со щеки Беллы, поцеловал её в нос. — Наденешь то, красное? Оно тебе охренеть как идёт.
Из зеркала на него смотрело чужое лицо.
Ухмыльнувшись, он коснулся ладонью щеки, потер легкую золотистую щетину. Она не заметит подмены, не должна. Особенно в полутьме вечеринки. Особенно если немного выпьет. Не как вчера. Просто… немного.
Вчера она была пьяна в хлам.
Его животная сущность реагировала на её запах. Он помнил, как напрягся член у него в джинсах при виде её хрупкой фигурки в том чертовом топе с голой спиной. Как аромат её духов щекотал ноздри — что-то легкое и восточное, пряное и возбуждающее.
Тем лучше, если она его возбуждает.
Тем проще.
В её окружении были те, кому он хотел разорвать глотку, слизывать кровь с раны, наслаждаясь их агонией. Отгрызть им яйца. Содрать клыками кожу с их лиц. И поэтому он должен подобраться к ним настолько близко, насколько это возможно. Узнать о них больше.
Холли, сидевшая на полу в душевой кампуса, одобрительно кивнула.
С некоторых пор Оуэн разлюбил вечеринки. Особенно — вечеринки у Гаррета.
Ещё в школьные времена Гаррет закатывал тусовки в родительском доме, не жалея алкоголя и ушей соседей, вынужденных слушать грохочущую музыку. Тогда им нравилось бунтовать, зная, что из-за влияния их семей никто и слова им не скажет — максимум, приедет пара полицейских и погрозят пальцами.
Тогда им казалось, они смогут покорить мир.
А потом они стали убийцами. Оуэн сглотнул горечь.
— Хочешь, поедем домой? — Белла накрыла его ладонь, лежащую на руле, своей. — Уверена, Гаррет вообще не заметит нашего отсутствия. Там будет слишком много людей.
Предложение было заманчивым. Оуэну чертовски хотелось бы развернуть машину и вернуться. Постараться забыть обо всем, что произошло за последние месяцы, забыть возвратившиеся кошмары, не думать о потерянной дружбе. Заняться, наконец, любовью с Беллой — так, чтобы они оба задыхались от стонов и жаркого удовольствия, растекающегося внутри. А потом смотреть какое-нибудь дурацкое полуночное ток-шоу, швыряться друг в друга чипсами и хохотать.
Та индейская девчонка, преследующая Оуэна во снах и наяву, лишила его всего. Подчинила. Умудрялась мстить даже из гребаной могилы на дне озера.
— Нам нужно развеяться, — он покачал головой. — Да мы и ненадолго.
Лучше находиться среди людей. Тогда она, может быть, не тронет его. Не тронет Беллу, которая ни в чем не виновата.
Оуэн задыхался от ужаса каждый раз, когда видел склизкий, опутанный водорослями полусгнивший силуэт, и боялся он не только за себя. Вдруг она не остановится? Вдруг она решит, что ей нужна ещё и Белла?..
Наверное, только валиум и какая-никакая сила воли держали его на плаву, не давая рухнуть в безумие. И Белла.
Что будет с ней, если он свихнется?
И Оуэн держался.
Пытался держаться.
— Я люблю тебя, — Белла потерлась носом о его висок. — Если ты так хочешь, давай повеселимся.
Дом, который снял Гаррет для тусовки, находился буквально в паре кварталов от парка и озера. Теперь он уже сиял огнями и шумел громкой музыкой, совсем как в старые добрые времена. Оуэн снова почувствовал на языке горечь воспоминаний и мотнул головой. Ничего уже не будет, как прежде, и они прежними не станут.
Как только распахнулась дверь, их окунуло в волны электронной музыки и сладковато-горьковатый запах травки. Оуэн даже усмехнулся: в прошлом году день, когда штат Нью-Джерси легализовал марихуану, стал для студентов едва ли не своеобразным национальным праздником. Быть может, кто-то с прошлого года ещё праздновать и не закончил.
— Ты пришел, чувак, — Майлз первым встретился на пути. Толкнул Оуэна плечом, ухмыльнулся. Он, кажется, был уже изрядно пьян, и какая-то девчонка, на лицо незнакомая, висела у него на локте.
Оуэн стукнулся с ним кулаками в приветствии.
— Надеюсь, мне не нужно было тащить приглашения?