Спасибо, сестренка.
— Подожди, но ты… — она отстранилась.
Он покачал головой.
— Сегодня всё хорошо, — потянул её за собой, в маленькую кладовку в конце коридора. Он знал, что там на самом деле пусто, зато темно, и он сможет не париться о личине, которая может соскользнуть. Всё-таки они с этим парнем были слишком разными.
В темноте он выдохнул.
Застонав, она скользнула рукой по его животу, к поясу джинсов.
— Тш-ш-ш, — прошептал он.
И, опустившись перед ней на колени, нырнул под скользко-шелковый подол платья.
Теперь она — его.
Она даже не узнает об этом.
Глава девятая
Гаррет ненавидел отца.
Любил, конечно, потому что отец сделал его таким, какой он есть, и ненавидел по той же причине. Отцовские деньги распахивали многие двери; отцовские советы всегда спасали. Отцовский тяжелый кулак очень больно бил, особенно — если отец понимал, что Гаррет поступил не так, как ему бы хотелось.
Вечеринки? Ради Бога.
Выпивка? С пятнадцати лет Гаррет знал, где лежит ключ от родительского бара.
Наркотики? Отец не следил, куда сын тратит кэш.
Девчонки? Не забывай натягивать гондон.
Главное — спортивные успехи и хорошие оценки. Главное — путёвка в Лигу Плюща. Главное — членство в «Каппа-Тау-Сигма», в которое вступил отец когда-то. Главное — фасад, а уж какие грехи за ним скрываются… И если по идеальному фасаду шла трещина, отец латал репутацию Гаррета с помощью денег, а потом — бил. Один раз. Но так, что искры из глаз сыпались.
Гаррет ненавидел отца и, глядя в зеркало, видел его в отражении. Только отец вряд ли позволял хорошеньким мальчишкам с огромными глазами отсасывать у него.
Внизу, на первом этаже, шумела вечеринка.
Откинувшись назад, Гаррет прикрыл глаза.
Майлз.
Притащил сюда очередную свою девчонку, мудак. Глядя на её накрашенную мордашку, Гаррету хотелось схватить её за длинные светлые волосы и херакнуть носом об стену.
Майлз…
Им было по четырнадцать, когда Гаррет понял, что, отдрачивая себе в душе, представить лучшего друга, а не красивую девчонку, ему было проще. Он возненавидел себя за это. Возненавидел Майлза. Испугался, что отец узнает… поймет.
И каждый раз он видел гребаного Майлза, и это был сраный личный конец света для него.
Та индейская девчонка… она чем-то напоминала Майлза.
Как и каждая до неё. И после. И каждый парень, которому Гаррет кидал в лицо наличку.
Смуглая кожа. Полные губы. Карие глаза.
Гаррет себя ненавидел. И Майлза тоже ненавидел.
Но сейчас ему было хорошо.
Гребаный… Майлз…
Потом — швырнуть парнишке наличку. Да… двести…
Зубы царапнули нежную кожу. Гаррет зашипел, распахнул глаза, приподнимая голову. Замер.
Это была она. Индейская сучка. Мертвая. Это она стояла у него в ногах на коленях. Его затошнило, хмель выветрился из головы моментально, сменившись ледяным ужасом.
Каким-то образом эта сука выбралась из его снов, оказалась здесь.
Каким-то образом…
Она чуть сжала зубы прежде, чем отпустить. Для неё это была игра.
Заорав, Гаррет отпихнул её ногой, отполз по кровати назад.
— Ты больной, что ли? — парнишка поднялся с пола, потирая плечо. — Совсем поехал, обдолбался? — в его темных глазах плеснулась обида и злость. — Иди ты нахуй.
Пиздец.
Гаррет понял, что дрожит, сжимая в пальцах покрывало. Дрожит и скрипит зубами, совсем как в детстве, когда ему снились страшные сны про буку, а мама приходила его успокаивать. Она ещё вела себя, как настоящая мама, в его пять.
Хотелось выть, но из горла не вырывалось ни звука.
Похоже, он совсем крышей поехал. Как Оуэн, пока не стал пить валиум. Всё твердил, что видит её, но этого не может быть. Или это заразно, и Оуэн его заразил? Как СПИДом. Как ещё какой-нибудь хренью.
Нахуй. Он просто перепил. Он просто перепил. Слишком много бухла и травки. Сам он не курил, но хмарь висела в воздухе, стоило спуститься в гостиную.