И мог быть опасен.
Сердце у Уилла было совершенно не на месте.
Поделившись с Уиллом, Кэрри почувствовала некоторое облегчение. Не полностью — она всё ещё не рассказала ему, что видела Найла с какой-то девчонкой, и рассказывать не собиралась. Она не хотела чувствовать себя какой-то болтушкой-сплетницей, которую волнуют чужие отношения, да и влюбленной идиоткой она когда-то уже побывала, хватит.
Воспоминания о Рори режут сердце. Кэрри любила его когда-то и долго приходила в себя после его смерти, но ещё дольше — от понимания, что ничего бы и никогда у них не вышло, да и Рори этого не хотел. Она слишком долго не хотела в это верить; в глубине души и сейчас не верила, но разум упорно твердил, что Рори всегда плевал на неё.
Она не должна была повторять такой же ошибки, но — вот она здесь, снова влюбилась в парня, которому нужна другая девушка.
По крайней мере, Найл не давал ей никакой надежды и сказал об этом прямо. А, значит, и обсуждать нечего. Как и её сны, которые наверняка были связаны с переездом из родного Баддингтауна в другой штат и с поступлением в университет мечты.
Кэрри успокаивала себя, сидя в комнате общежития и невидяще глядя в учебник теории журналистики. Но фигура девушки в мокром от воды платье, мелькнувшая в зеркале, не давала ей покоя так же, как и смутно знакомое лицо каннибала в её кошмаре.
Между ними не могло быть связи.
Она опустилась лицом на учебник и тяжело вздохнула.
Прошелестел по комнате тихий вздох; ледяное дыхание коснулось затылка.
«Не приближайся к нему…» — это был не шепот в ухо, но голос, возникший прямо в голове, тихий, будто булькающий. — «Дай ему исполнить свое предназначение…»
Кэрри вскрикнула, подскочила на постели. Учебник соскользнул с её коленей и с грохотом полетел на пол.
Она заснула?..
Кэрри в панике заозиралась: этот голос был таким реальным, таким жутким, будто склизким. Как… как та девушка в зеркале. Но комната хранила тишину.
Рядом никого не было.
Глава двадцать вторая
Мун чувствовала, что Юнсу в смерти того парнишки, Майлза Фостера, что-то смущает. Ровно так же, как и её саму. Он не говорил об этом открыто, но постоянно просматривал фотографии страниц дела у себя на ноутбуке, будто отыскивал что-то, за что мог уцепиться.
Предчувствия самой Мун были совершенно другого рода. Они зудели, не позволяя отвлечься, вернуться к обычной жизни, как зудит простуженная носоглотка. Мун уговаривала себя, что ни до смерти Майлза, ни до опасности, которая, возможно, нависла над его друзьями, ей не должно быть никакого дела. Но чем глубже Юнсу погружался в медицинское заключение коронера, чем сильнее старался что-то в печатном компьютерном тексте отыскать, тем слабее становились её аргументы, а тревожность, разрастающаяся в груди, не отпускала.
Слишком много переменных сходилось в одном уравнении. Смерть студента, связанного с тремя другими, отмеченными смертью. Девушка-призрак, увиденная Мун на похоронах. Чудовище, являющееся ей во снах. Собаки, которые якобы загрызли Фостера… что такого страшного он мог сделать стае бродячих собак? Даже если предположить, что он прыснул в них из перцового баллончика.
Мун вовсе не хотела думать об этом. Но всё равно думала. И Юнсу тоже думал, хотя и знал — шеф полиции предпочел закрыть дело, списав смерть на бешенство. Такая удобная причина…
Когда-то Марк рассказывал, что смерти в его родном городке тоже списывали на бешеных животных. Люди готовы на всё, лишь бы не подпустить к себе сверхъестественное, не столкнуться нос к носу со своими древними страхами. Не понять, что не всё можно объяснить разумными причинами.
Чудовища, которыми полнятся древние легенды, существуют. И если вам сильно не повезёт, они могут постучаться и в вашу дверь.
Виденная в церкви девушка явно имела к Майлзу Фостеру какое-то отношение, как и к его друзьям. И она была очень зла.
— Меня смущает это дело Фостера, — признался, наконец, Юнсу, когда они сидели за ужином, и он листал в телефоне фотографии страниц полицейского дела. — Я бы хотел в нём покопаться.
Недоброе предчувствие захолонуло у Мун в грудной клетке ещё сильнее.
— Зачем? Дело уже закрыли, — впрочем, ответ она уже знала.
Её муж терпеть не мог это зудящее ощущение того, что в деле что-то нечисто. Он всегда стремился докопаться до правды, даже если эта правда могла быть для кого-то неудобной или мешающей. За это шеф полиции Шарлоттауна его терпеть не мог, но за это же и уважал.