Часть 3. Глава 4
Допросы, снова допросы… Тяжелораненый пленник умер на рассвете, еще до того, как его успели допросить. Оставшиеся в живых четверо, куда более смирные, чем предшественники — возможно, от того, что уже были наслышаны об их участи — как один утверждали, что среди них нет ни Гнилозуба, ни кого-либо другого, кто бы носил названные Аликс имена и прозвища. Всю военную добычу, божились они, забрали с собой бежавшие с поля боя семеро головорезов.
После допроса Аликс вернулась во двор, пересчитывать урожай, налоги и десятину, и там старший из монахов-цистерцианцев между делом поинтересовался, почему она наказывает и удерживает в темнице исполняющих свой долг перед Господом крестоносцев брата.
— Отпущение им было дано за прошлые грехи, брат Анджело, но вместо того, чтобы с очищенными от скверны душами отправится в Бретань известить моего батюшку о смерти брата, как им было велено, они передрались друг с другом и учинили грабеж в моих владениях, — ответила Аликс.
Она и не подозревала, насколько ее слова правдивы, пока в ворота замка не постучались ободранные и испуганные крестьяне — жители одной из дальних деревень. Вместо господской доли урожая, смерды принесли известие о том, что отряд Гильома до того, как начал делить добычу, напал на деревню. Несколько человек убили, девок попортили, что смогли, забрали, что не смогли — подожгли, в том числе, амбары. Староста просил избавить пострадавших селян от налогов и дать перезимовать в замке или другой деревне — из-за долгой жары без дождей полыхнуло и выгорело все — дома, запасы, даже трава. Удалось лишь поймать разбежавшуюся скотину, да и то лишь ту, что не увели с собой крестоносцы.
Почти два десятка крестьян. Не пустить их сейчас — по весне некому будет сеять. А вот оставлять в темнице и кормить пленников она не будет. Брат Анджело обязательным условием господского и церковного снисхождение выдвинул покаяние, и Аликс одобрила его, настояв, в свою очередь, чтобы покаявшихся четверых крестоносцев один из монахов лично сопроводил в Вуазен.
Ручеек желающих покаяться тянулся и следующие несколько дней, однако, теперь это были смерды, ушедшие с Раймоном после штурма Гельона. Таких монахи записывали, а Аликс выборочно опрашивала.
Конюх Савье и вся его семья, Женезо — вдова одного из стражников с детьми, потерявший глаз сапожник Элой, сын кузнеца-оружейника Ньель … Это интересно. И слишком очевидно, если Раймон заслал его как лазутчика. Аликс изъявила желание поговорить с парнем, тем более что и он попросил о беседе наедине.
— Что побудило тебя вернуться и покаяться?
— Моя невеста осталась здесь, — голос звучал совсем молодо, еще по-юношески высоко.
— Кто она?
— Югето, старшая дочь мельника.
Та ли это дочь мельника, что согласилась влить в кубок Гильома яд? Или другая?
— Тебе известно, что случилось с ней и ее сестрами? — уточнила Аликс.
— Да, — подтвердил юноша. — Поэтому я здесь.
Вот оно что… Узнать об этом в Конфлане он мог лишь от скомороха, пожалуй.
— Ты здесь, чтобы отомстить?
— Я здесь, чтобы жениться и остаться с ней, — юношеский голос снова прозвучал твердо и решительно, но потом Ньель спохватился: — Если вы позволите, н-графиня.