— Я прожил слишком долгую жизнь, чтобы бояться смерти. И чтобы за ее облегчение и небольшую отсрочку отступиться от того, во что верю.
— Они говорят правду, но лишь когда хотят, — задумчиво подытожил позже брат Анджело. — А когда не хотят… Если бы можно было их как следует допросить… Я доложу папскому легату. Допрашивать необходимо.
Перед отъездом брат Анджело поручил двум остающимся монахам проверить каждую семью, из которой происходили еретики, включая дальних родственников, и проследить, чтобы все покаялись, если еще не успели этого сделать.
Аликс, пожалуй, впервые ощутила некую пользу своей слепоты — ей не пришлось смотреть, как увозят десятину и еретиков. Только стоять и слушать.
Звуков было мало, никто не плакал и не стенал. Либо семьи успели попрощаться заранее, либо родственники успели уехать с Бракантом, либо боялись себя выдать. В любом случае, отсутствие человеческих голосов неожиданно подчеркнуло другие звуки — позвякивание металла, всхрипывания лошадей, скрип дерева, шаги. Время словно замедлилось, а душный воздух стал еще более вязким. Аликс стояла на крыльце, чувствуя, как по ровной спине под платьем и рубахой с неприятной щекоткой стекают капли пота, и мысленно проклинала монахов за медлительность. Повязка на глазах душила, душил плотно охватывающий голову, пропитавшийся на затылке потом убор замужней женщины. Душил сухой, жаркий воздух и темнота вокруг, душила необходимость снова молчать и терпеть.
Брат Анджело и Реми в третий раз пересчитали десятину, и лишь тогда обоз двинулся. Впрочем, долгожданный отъезд цистерцианцев не принес облегчения. Возможно, потому что двое остались, или, возможно, потому что Аликс слишком долго ждала этого отъезда.
Югето, которой с завтрашнего дня предстояло выполнять обязанности кастелянши, вместе с родителями и Ньелем подошла к Аликс и двум оставшимся монахам сразу после того, как за обозом закрылись замковые ворота, чтобы назначить дату венчания. Брат Бернар — старший из двух задержавшихся в Гельоне цистерцианцев хотел назначить дату венчания на послезавтра, но Аликс предпочла передвинуть ее еще на день. Лучше иметь в запасе три дня, чем два. Ведь до венчания монахи точно никуда не денутся. Но могут заняться и наверняка займутся жителями близлежащих деревень.
Впрочем, Бракант должен был увести из этих деревень еретиков в ближайшие ночь и день, а по дороге на пастбище заглянуть еще в несколько селений.
Духота не спала и к вечеру. В своих покоях Аликс с облегчением сорвала головной убор и повязку, смочила в воде холст, протерла лицо и шею. Ощущение прохлады оказалось мимолетным, жара быстро взяла свое.
— Может снимите платье на ночь, н-графиня? — спросила Магали, расчесывая Аликс волосы.
— Не нужно.
Отпустив Магали, Аликс вздохнула. Душная темнота давила на грудь. Рубаха прилипала к потному телу под платьем. Аликс встала и медленно дошла до окна. Распахнула ставни. Кожа с жадностью впитывала слабый ветерок, улавливая в нем отголоски прохлады. Снаружи, во дворе и за стенами замка затихали вечерние шумы. После долгого шкрябания по стенкам звякнула и замолкла колодезная цепь. Воды почти не осталось. Как и сил.
«Те, кто не научился отдавать то, что на самом деле никогда им не принадлежало, обречены на муки». А тем, кто безропотно отдает, легче? Или может, легче тем, кому по силам взять и разом отказаться ото всех сомнительно-божественных даров? Встать на подоконник, оттолкнуться руками от камня с обеих сторон… День — это пытка выживанием. Ночь — пытка искушением.
Аликс стиснула зубы, избавляясь от наваждения. Сделала шаг назад. Один. И еще один. Дошла до кровати и как раз успела лечь, когда раздался слабый, мимолетный скрип.
Она не услышала звука его шагов в коридоре потому, что была занята своими мыслями, или потому, что Реми прокрался бесшумно? Внутри покоев, по крайней мере, шорох соломы на полу был слышен — тихий, но уверено-размеренный. Таким же уверено-размеренным показался и скрип кровати под устраивающимся на ней телом, вызвав в Аликс раздражение. Он что, чувствует себя тут хозяином?
Скрип и дыхание были единственными звуками, выдававшими присутствие Реми. Он не пытался заговорить с Аликс, и это ее тоже раздражало. Зачем он тогда здесь? Что ему нужно? Не молча же спать рядом напросился в конце концов — Аликс не верила в подобное бессмысленное бескорыстие.
— Никогда не представлял, что все это твое? — прервала она тишину язвительным вопросом. — Не хотел стать графом де Ге?