— Реми, давай потешную! Про деву и вино давай! Нет, про соловья и свинью! Еще раз хороводную давай! — раздавались подвыпившие голоса со всех сторон.
Кто-то из крестьян начал стучать по столу в ритм с криком, и очень скоро столешница затряслась, а посуда на ней задребезжала от ударов кулаков и топота ног, сопровождавших ор «Реми! Реми!».
Аликс сжала руку Магали, давая понять, что собирается уйти, и встала. Кажется, посреди пьяного угара ее уход только Магали и заметила, и то лишь потому, что Аликс заставила девчонку обратить на себя внимание — без Магали ей было не дойти до своих покоев.
Хорошо, если крестоносцы не нажрались до такого же состояния. Устроить свадебное застолье в замке было ошибкой. Гельон сейчас беззащитен, и не приведи Господь или дьявол кого-нибудь в эту ночь под его стены.
— Н-графиня, если я вам больше не нужна, можно я вернусь во двор? — спросила Магали, закончив заплетать на ночь волосы госпожи.
— Нет, — ответила Аликс. — Иди к себе.
Дурочка. Еще изнасилует какая-нибудь пьяная свинья. Тот же Жеан, к примеру — его невнятную речь Аликс различила, когда они с Магали поднимались по крыльцу.
Аликс прислушалась к шагам служанки, скрипу дверей и, убедившись, что девчонка ушла в свою каморку и осталась там, опустилась в кресло. Спать не хотелось, хотелось забыться и отвлечься. Если бы она могла сейчас придвинуть кресло к столу, зажечь свечу, раскрыть книгу и читать…
Со двора донесся очередной всплеск хохота, крики «Куда они подевались?», «Давай факел!», «Да сбёгли уже!». Похоже, подошло время проводов.
Весь этот пьяный угар внушал Аликс отвращение, возвращая во времена разгула Гильома в Вуазене, кутежей, которые Раймон устраивал после их очередной ссоры, тихого пьянства в монастыре, после которого ходить по коридорам можно было лишь в случае крайне необходимости, ибо нетрезвая братия начинала зажимать друг друга в углах и узких проходах. Вино превращает людей в тех, кто они есть на самом деле — в зверей, выставляет напоказ их самые грязные мысли и желания. Хотя некоторым для этого и вина не надо.
Гильом кинул ей на колени, поверх незаконченной вышивки в пяльцах, смятый кусок холста с обтрепавшимися неровными краями.
— Я достаточно терпел ради этого, сестренка. Не находишь, что пора мое терпение вознаградить?
Аликс брезгливо расправила тряпку, покрытую застарелыми бурыми пятнами, в попытке понять, что это такое. И догадалась, по характерному запаху и цвету пятен. Кусок простыни, на которой прошла ее первая брачная ночь. Гильом «терпел» во имя фамильной чести, но теперь, когда она уже замужняя дама и вернулась в Вуазен, пришел получить желаемое.
За год, проведенный на юге, она успела поверить, что это закончилось. Ошибка. Аликс выпрямила спину и спокойно подняла глаза от тряпки к лицу Гильома. Поверить она успела, но носить кинжал в потайном кармане не перестала. К тому же теперь у нее было и другое оружие.
— Мой муж ест с моих рук, и в отличие о родителей безоговорочно верит каждому слову. Если ты попробуешь тронуть меня хоть пальцем, он прибьет тебя раньше, чем ты успеешь хоть что-то ему соврать.
— Сейчас он тебе верит. Но это ненадолго, — многообещающе ухмыльнулся Гильом.
Разумеется, Аликс не собиралась вываливать всю эту грязь перед Раймоном, она хотела бежать от них обоих как можно дальше, и поведение Гильома лишний раз напомнило, что сделать это нужно как можно быстрее. Когда он ушел, Аликс выдохнула, веря и не веря, что только что сумела добыть себе необходимую для побега отсрочку, заманив Гильома в новый круг его любимой игры. Теперь он сосредоточит свое внимание, в первую очередь, на том, чтобы отнять у нее доверие и любовь Раймона. Для Гильома куда интереснее сначала ее опорочить в глазах мужа, чем просто взять силой.
Аликс тряхнула головой, прогоняя прочь морок воспоминаний. Подошла к окну и распахнула ставни, предусмотрительно закрытые служанками.
Шум во дворе уже почти стих, слышались отдельные пьяные бормотанья, скрипы и тихая, повторяющаяся мелодия, наигрываемая на лютне. Из всего потока звуков Аликс сосредоточилась на этой мелодии, как на чем-то успокаивающе-чистом и понятном. Но звуки лютни стихли, а вместо них послышался особенно смачный всхрап.
Аликс вспомнила как крестьяне кричали «Реми! Реми!» и топали ногами.
— И все же он скоморох, выступающий перед чернью, — сказала она сама себе.
Не трубадур. Не барон и не рыцарь. Бастард и скоморох.