Аликс, в одной рубахе — пользуясь отсутствием Реми, из-за которого продолжала спать в платье — могла двигаться свободнее и легче. Она уселась прямо на гобелен и принялась изучать его руками, сначала едва касаясь, потом положив на поверхность всю ладонь. Кончиками пальцев она исследовала неровности, на ощупь пытаясь определить вышивку и представить, как выглядит узор. Ей вспомнилась песенка о том, что мир похож на сундук, к крышке которого приколочены солнце, луна и звезды. Быть может, не приколочены, а пришиты, и не к крышке сундука, а к огромному гобелену? В какое-то мгновение Аликс перестала пытаться представить узор внутренним зрением и сосредоточилась на том, как ткань и вышивку гобелена воспринимали ее пальцы, и это стало похоже на дорогу — холмистую, но спокойную, где за каждый поворотом ждет что-то новое, но ничего неожиданного.
Если отвлечься от попыток видеть привычным и потерянным для нее зрением, в познании мира через прикосновения есть свое удовольствие, мысленно признала Аликс. Она уснула, лёжа на гобелене, чтобы проснуться от предрассветной прохлады.
День снова выдался жарким, как будто и не было недавно первой осенней, освежающий грозы. Аликс чувствовала себя спокойной, погруженной в то странное, умиротворяющее ощущение, снизошедшее на нее ночью, зовущее изучать мир по-новому, кончиками пальцев. Она бродила по коридорам Гельона, ведя рукой по стене, улавливая шероховатости и выемки в камне, тепло и холод. Аликс надолго остановилась у выхода на галерею, кожей чувствуя, изучая яркую, ощутимую линию перехода света в тень, солнечной нагретости и тенистой прохлады на каменной кладке. Аликс стояла и чувствовала время, перемещающееся теплом по ее лицу, груди, рукам. Осторожно приподняла ткань повязки и позволила теплу коснуться глаз, но так и не увидела и не почувствовала света. Поправив повязку, она шагнула на свежевыстроенную галерею, и пальцы коснулись дерева, местами гладкого, местами — зазубренного, с водоворотистыми следами отрубленных сучьев. В донжон Аликс не пошла — оттуда все еще пахло гарью, да и память о его узких, темных помещениях была мрачной и неуютной.
Аликс продолжила изучать мир кончиками пальцев в пустой трапезной и потом, под руку с Магали, немного во дворе. Это неспешное изучение к ночи привело Аликс снова к подаренным ей гобеленам. Она уснула с тихой, спокойной уверенностью, что в состоянии справляться с бессонницей сама.
Сквозь сон Аликс почувствовала прикосновение к своей ладони и дернула рукой, отгоняя назойливую муху. Но характерного жужжания Аликс не услышала, а очередное прикосновение вывело на ладони букву.
«Доброе утро, н-графиня», — прочитала Аликс на своей коже.
«Ты быстро», — написала она ответ.
— Если я скажу, что мне так понравилось спать на мягкой господской кровати, что я торопился обратно, вы меня выгоните, так что лучше я промолчу.
— Я тебя и так выгоню, — ответила Аликс. — Уже утро.
— Сколько их там уже?
— Больше пятидесяти и ещё приходят. Обживают пещеры, роют землянки. Зимовать им будет сложно в любом случае.
— Что рассказывают вновь пришедшие?
— Разное. Кто-то видел проезжавших монахов с клеткой и решил бежать, кому-то дом спалили люди Гильома.
Все эти смерды не побежали к Раймону, а предпочли положиться на ее милость — с удовлетворением подумала Аликс. Хотя часть ведь могла уйти дальше, в Конфлан…
— Встретили кого-нибудь на дороге?
— Да, на обратном пути караван еврейских купцов, — ответил Реми. — И среди них того самого, чьего племянника ты держала в подземелье, Давида.
Он что-то выведал о сделке? Неужто купец Давид мог проболтаться?
— Этот купец рассказывал, что один из его родственников, живущих в Барселоне, известный лекарь. Может, стоит к нему обратит…
— Не вздумай, — оборвала Аликс на полуслове.
Она не готова была к тому, чтобы о ее слепоте узнали, хотя в последнее время сама потихоньку стала с ней примиряться. После того, как Аликс торжественно дала обет не видеть во имя прозрения мужа, известие о поразившем ее недуге превратит Аликс из уважаемой дамы в предмет насмешек, лгунью и обманщицу. Это опасно, слишком опасно. Ей не уехать из Гельона в Барселону, а приезд лекаря издалека не останется незамеченным, породит вопросы и догадки. И все же на мгновение в груди что-то дрогнуло при мысли: а вдруг лекарь смог бы излечить ее слепоту?
— Нет, не вздумай, — повторила Аликс.
— Я мог бы ему написать. Рассказать, что это случилось с одним моим другом-жонглером, и попросить совета.