— Я тоже слышал эти сказания. В бретонских тавернах, пока путешествовал по окрестностям Вуазена, — ответил Реми, когда она рассказала о своих впечатлениях.
Путешествовал по поручению Раймона и по следам ее побега — поняла Аликс.
Воспоминания нахлынули с внезапной силой. Голос Жакетты, убаюкивающий ее рассказами в темноте. Глаза Жакетты, полные ужаса и в то же время пытавшиеся сказать «я буду рядом, я тебя найду», когда Арно приказал не брать ее в монастырь вместе с Аликс. Год спустя Жакетта все еще была рядом, бродила вокруг монастыря, просила милостыню и ждала, изредка передавая весточки Аликс с одним из крестьян, привозивших припасы для монастырской кухни. Жакетта сохранила ее драгоценности и умерла, пытаясь защитить их от Гильома.
Аликс никогда не говорила о Жакетте ни с кем. Она слишком стыдилась своей привязанности к старой, уродливой, полубезумной служанке. Но Гильом с его дьявольской проницательностью разглядел то, что Аликс не желала ни видеть в себе сама, ни показывать другим. А сейчас она вдруг ощутила острую потребность озвучить то, что так долго держала в тайне, внутренним чутьем чувствуя, что Реми может выслушать и понять. И рассказала, что вспомнилось, сумбурно, сбивчиво, все больше обращаясь к себе, к непонятному и ненужному сожалению, скребущему по душе, оставляя саднящие царапины.
— То, что делала для тебя служанка, а для Раймона кормилица, для меня делала мать. Мне кажется, не так уж важно, как называть такого человека, главное, чтобы у ребенка он был, — сказал Реми, когда Аликс замолчала. До этого он слушал молча, уже привычными неторопливыми движениями пальцев выводя круги и линии на ее ладони.
Аликс попыталась представить мать, расчесывающей ей волосы или рассказывающей историю на ночь, и… не смогла. Если между ними и была часть уз, связывающих мать и дитя, то эта часть относилась в основном к области наставлений о том, чего Аликс делать не нужно и не положено.
— Помню, ты говорила Гильому, что ее похоронили где-то у стен замка. Если хочешь, можно найти могилу, я отведу тебя туда.
— Не нужно, — ответила Аликс.
Что изменится от этого? Она все равно ничего не увидит. Она все так же будет стыдиться Жакетты. Жакетта не была ей матерью. И то, что сказал Гильом о драгоценностях, которые Жакетта проглотила… Нет. Так, как он хотел, не будет. Ни при жизни, ни после смерти Аликс не позволит Гильому иметь над собой власть.
— Найди это место.
— Хорошо.
— Не желаете прогуляться, госпожа графиня? Я нашел то место, о котором вы говорили.
— Не желаю, — ответила Аликс. — Просто проследи, чтобы там все было в порядке.
Говорить и думать о Жакетте днем было не то же самое, что ночью. Сейчас Аликс не чувствовала скорби и не хотела вспоминать.
— А просто выйти за стены замка? Сегодня солнечный, ясный день.
Аликс давно тянуло вырваться за пределы Гельона, но не так, не чтобы десятки пар глаз со стен смотрели на ее неловкие слепые движения.
— Я не смогу идти пешком.
— Я могу взять под уздцы вашего коня.
Ей удалось самой сесть в седло. Реми держал коня, а Аликс, наощупь поставив ногу в стремя и оперевшись на седло, сумела с первого раза подтянуться и оказаться в седле. Она выпрямила спину и взялась за поводья, чувствуя себя достаточно уверенно.
— Трогай.
Привычное, хоть и давно не испытанное покачивание в седле наполнило Аликс радостью. Лошадь шла тихо, со скоростью человеческого шага, копыта сначала цокали по камням двора, затем глухо застучали по деревянному настилу моста. В последний раз Аликс стояла здесь в день, когда ослепла. Она попыталась вспомнить, как выглядели горы тогда — еще зеленые, по-летнему пыльные. Сейчас они, наверное, уже начали желтеть.
С моста лошадь спустилась на дорогу. Аликс вспомнила, как опасалась нападения убийцы, выехав за ворота Гельона в прошлый раз. Интересно, он бросил свои попытки с ней расправиться, узнав о смерти Гильома или все же был среди тех, кого она приказала лишить рук и языков? Может ли он вернуться однажды? И будет ли она когда-нибудь чувствовать себя полностью в безопасности? Аликс не боялась, но чувствовала, как тени прошлого тянутся за ней. И будут тянутся всегда.
— Куда ты меня ведешь?
— А куда вам хочется?
Аликс глубоко вдохнула воздух. Да, уже начинало пахнуть осенью.
— К реке.
Умиротворяющий звук струящейся воды и ощутимая прохлада в воздухе…
— Остановись, я хочу сойти.
Лошадь сошла с дороги на траву, и Аликс почувствовала, как, удерживая равновесие, все больше отклоняется назад — они спускались к реке.
— Обопритесь на мою руку.
— Не мешай. Я сама.
Медленно, держась за седло, Аликс сползла вниз. Собираясь на эту прогулку, она приказала Магали помочь ей надеть под платье мужские штаны — те самые, в которых ездила в прошлый раз. Так что даже если юбка задерется, никто не увидит ничего лишнего. Обретя равновесие на земле, Аликс оправила платье. Под ногами ощущалась неровная, непредсказуемая почва — кочки, пучки травы, камни. Аликс сделала маленький пробный шажок и поняла, что совершенно теряется в пространстве.
— А вот теперь дай руку, — сказала она Реми.
Аликс стояла на берегу, слушала шум ветра и журчание воды, треск насекомых и крики птиц, понимая, что это единственное, что ей доступно. Она хотела видеть, но не могла. Могла бы слушать описание того, что не видит, но не хотела. Больше всего ее расстраивала, сводя на нет удовольствие от прогулки, невозможность самостоятельно двигаться в незнакомом месте. Аликс отпустила руку Реми, но знала, что он рядом, хоть и молчит, давая ей возможность погрузиться в собственные мысли. А ведь он должен уйти, уже пора, несколько дней, как пора.
— Слишком тихо.
Здесь не было слышно привычных звуков замка — переругивающихся голосов, скрипа, звяканья, стука. Но Аликс имела в виду не только это.
— Из Конфлана давно нет вестей, — чем дальше, тем больше она опасалась, что за теперешнее затишье придется дорого заплатить.
— Крестоносцы уже взяли почти все крупные и важные замки Транкавелей.
— Думаешь, они не пойдут дальше?
— Думаю, что уже осень, и у новых владельцев этих замков заботы те же, что и у вас — собрать и сохранить урожай, починить все к зиме, а не воевать.
— Далеко не все желающие стали владельцами замков.
— Те, кому замков не досталось, будут выискивать добычу помельче, но зима в наших горах бывает суровой, вы же знаете.
Аликс провела в Гельоне две зимы, и одна из них оказалась по-настоящему снежной и холодной. Какой будет нынешняя?
— Мне пора в путь.
Ну вот, он сам это сказал, Аликс лишь чуть подтолкнула. Она почувствовала и удовлетворение, и злость от того, что Реми так быстро поддался на ее намек. Значит, уже подумывал об отъезде.
— Трубадуры путешествуют, потому что рано или поздно набор рассказов заканчивается, и тем, кто уже слышал их все, становится неинтересно.
— Неинтересно становится и самим трубадурам, и они отправляются на поиски новых историй.
— Тоже верно, — согласилась Аликс и следом задала вопрос, который не собиралась задавать: — В твоем случае чего больше: первого или второго?
— В моем случае, приходится совмещать и первое, и второе с обязанностями помощника н-графини, гонца н-графа и желанием повидать родственников.
— Ни твоя преданность де Ге, ни желание «повидать родственников» не отменят того, что ты одиночка.
Одиночка себе на уме, в хороших отношениях со всеми и ни с кем — в по-настоящему близких.
— Кто бы говорил, госпожа графиня, — ответил Реми, и Аликс рассмеялась, а вслед за ней и Реми.
Собственный смех поразил ее до глубины души. Аликс не помнила, когда смеялась в последний раз перед этим. Смеялась вместе с кем-то, а не над кем-то. И этот смех, он был… нет, не добрым, но примиряющим. В нем было странное до невозможности ощущение спокойствия.