Ей появление на полях вызывало опасливое удивление. Аликс объезжала убранную часть надела, потом неубранную, спрашивала, сколько было собрано с поля всего, запоминала, чтобы потом сравнить. Объявляла о помиловании для раскаявшихся еретиков и о том, что монахи для проведения покаяния прибудут в ближайшее время. Повторяла раз за разом, чтобы как можно больше смердов услышали это из ее уст, чтобы поверили и вернулись — Аликс воочию убедилась, насколько в хозяйстве не хватает рабочих рук.
Доспех чем дальше, тем сильнее давил на плечи и уже не казался таким легким, к тому же натирая спину. Но Аликс не желала обращать на это внимания. Впервые за очень долгое время она оказалась за пределами замкнутого пространства. Год в монастыре, месяцы в закрытой повозке и в стенах Гельона. Она уже забыла каким бывает небо, не ограниченное ни зубцами крепостной стены, ни рамой окна. Сухая августовская трава, пожелтевшие раньше времени без дождей листья, ветер, приносящий лишь тень прохлады… Она получала удовольствие от таких непритязательных вещей, понимая, что в следующий раз сможет прочувствовать их очень нескоро: сейчас на ее стороне была неожиданность поездки, но больше не будет, а Гильом с его головорезами начеку и где-то рядом.
Ее смерть может прилететь стрелой из-за любого дерева. И все же Аликс, внимательно осматриваясь по сторонам, чувствуя дрожь напряжения, пробегающую вдоль хребта, не торопилась обратно. Кавалькада из дюжины крестоносцев, служившая ей охраной, назад ехала медленным шагом, не по проторенной дороге. Сама Аликс выделялась в ней разве что тонкостью фигуры, но и ту прикрывал плащ.
Уже на подъезде к Гельону, она заметила на дороге одинокий силуэт путника верхом на осле. По мере приближения Аликс разглядела привязанную рядом с дорожным мешком лютню. Скоморох.
Она была зла на него. Очень зла за то, что он выпустил ее заложника. Мало того, что выпустил — провел по тайному ходу, тем самым дав знать о его существовании и примерном расположении. Но, с другой стороны, дело в итоге все равно закончилось в ее пользу. К тому же шут — посланник де Ге. Выпороть их посланника было бы недальновидным шагом, особенно сейчас, когда ей нечего толком им предложить для сохранения союза. Да и гнев ее уже почти сошел на нет. Так что Аликс вполне удовлетворило бы, если бы скоморох в темноте упал, зацепившись за одну из ее растяжек. Но, судя по тому, что он ехал по дороге, ведущей к воротам, тайным ходом воспользоваться побоялся. Жаль.
Аликс со свитой остановилась, перегородив ему путь.
Приблизившись, скоморох соскочил с осла и склонился в поклоне.
— Рад видеть вас в добром здравии, н-графиня.
— Там, откуда ты едешь, лошади для тебя не нашлось? — насмешливо поинтересовалась Аликс.
— Лошадь — это, конечно, хорошо. Но в путешествии с ослом свои преимущества.
— Это какие же?
— Люди склонны судить о тебе по твоему спутнику.
Аликс развернула коня и пришпорила. Ладно, так и быть, пусть останется ненаказанным со своим спутником.
Принять посланца де Ге Аликс распорядилась не сразу. В первую очередь после поездки нужно было снять доспех и сменить повязку, местами опять пропитавшуюся кровью. Черт, и почему за все в этой жизни приходится расплачиваться болью!
Потом, по горячим следам, по памяти Аликс записала цифры, которые услышала от смердов. Проверить, сравнить с прошлыми, по каждому наделу. Позже.
— Этот осел — все, чем отблагодарил тебя еврейский купец? Или все, чем наказали де Ге за то, что ты показал постороннему расположение потайного хода?
— Это просто осел, госпожа графиня, которого мне дали, чтобы я мог побыстрее добраться до Гельона и спросить, каков был ответ папского легата на ваше письмо, и удалось ли вам поговорить с ним лично.
Пейран и Раймон ограничились посланием на словах. Аликс это не обрадовало, она не слишком доверяла посланцу.
— Больше ничего?
— Меня просили передать только это, госпожа графиня.
— А сам ничего не хочешь добавить?
— Если я правильно помню, мое мнение вас не интересует.
Лазутчик в стане Раймона ей очень бы не помешал, но не этот скользкий шут. Может быть, чуть позже она найдет кого-то подходящего среди вернувшихся для покаяния, а вообще то, что она не подумала найти лазутчика сразу — большое упущение.
— Все течет, все меняется, — припомнила Аликс слова купца Давида. — Так как поживает мой дражайший супруг?
— С нетерпением ждет от вас вестей.
Снова непроницаемая шутовская маска. Интересно, он в самом деле верен де Ге или играет в какую-то свою игру?
— Можешь идти. Я дам знать, когда ответ будет готов, — Аликс взмахнула рукой, отсылая скомороха прочь.
Голова кружилась, и комната немного плыла перед глазами. Спину пекло. Наверное, она перегрелась на солнце.
Хотя Аликс, как обычно, толком не спала, топот ног на рассвете заставил ее подскочить так резко, будто она вынырнула из забытья. Аликс открыла дверь прежде, чем Жеан занес кулак, чтобы постучать, в одной рубашке, вооруженная кинжалом.
— Что?
— Ловушка в колодце!
— Попался?
— Попался, но выпутался.
Есть хоть что-то, что эти кретины могут сделать хорошо? Ловушка оказалась ни к черту, а как убийца из нее выпутался никто не услышал, все обнаружилось уже под утро. Аликс сжала челюсти. Поймать никого не удалось, значит, и допросить не удастся. А убийца теперь будет искать новые пути.
— Заделать ход. Колодец пока оставить, а ход засыпать с обеих сторон и потом заложить.
Это дополнительные рабочие руки и время. А что делать?
Хозяйственные записи, как выяснилось, старая карга то ли увезла, то ли уничтожила. Аликс пол утра потратила на поиск, а нашла лишь пару кусков пергамента, завалявшихся в пыли. Плохо. Плохо. Сравнить не с чем, спросить не у кого. Отряхнувшись от паутины и насыпавшейся на нее пыли, Аликс спустилась с чердака вниз.
Что делать? Собраться. Подумать. Защищаться. Может быть, ей повезет, как повезло в деле с купцами. А может и нет, но она что-нибудь придумает. Выпутается. Гильом не получит ничего.
Беззаботный смех, который вдруг Аликс уловила краем уха, был настолько лишним в ее мыслях и в обугленном, разоренном, заваленном бревнами дворе, что поневоле привлек внимание. Веселилась Магали, чуть запрокинув перевязанную холщовой повязкой, из-под которой выбились в беспорядке темные пряди, голову. Отсмеявшись, девчонка не перестала улыбаться, не отрывая глаз от собеседника, не замечая ничего вокруг, включая собственную госпожу. Шут что-то сказал, легко, лениво, чуть прищурившись от солнечных лучей и в то же время явно ими наслаждаясь. Наклонился к Магали, улыбнулся в ответ на ее смешок и что-то сказал опять. Девчонка качнула головой, поджав губы, чтоб не рассмеяться снова.
Налаживает подход к ее служанке, чтобы удобнее было дознаваться до каждой мелочи. А та и рада, бестолочь.
— Магали!
Девчонка встрепенулась и торопливым шагом заспешила к Аликс.
— Солому перестелить в покоях. До обеда.
Аликс подошла к скомороху.
— Иди, развлекай плотников за работой. Когда будет нужно — тебя позовут.
— За то, чтобы я кого-то развлекал не по собственному желанию, мне платят, госпожа графиня.
— Что ж, могу заплатить, — усмехнулась Аликс. — Плетьми, которых ты заслужил еще в прошлый раз. Кликнуть стражу, чтобы она тебе сначала заплатила? Или предпочтешь отказаться от платы?
Она раньше решила, что не будет его наказывать, но сейчас Аликс захлестнула злость. И ей хотелось увидеть злость в ответном взгляде, бессильную злость того, кто ниже ее, у кого нет над ней власти. Но там было что-то другое. Что-то наблюдающее, изучающее, непрошено лезущее вглубь и почти похожее на сожаление.
— Вы как всегда необычайно великодушны, госпожа графиня.
Скоморох склонился в шутовском поклоне и зашагал к восстанавливаемым конюшням.
Расчет Аликс на то, что удары топоров будут мешать ему паясничать, не оправдался — вскоре от конюшен послышалось хоровое пение потешных «жё парти», перемежаемое ритмом ударов по дереву.
Позже, когда Магали меняла ей повязки, Аликс обронила:
— У бродячих скоморохов по такой дуре в каждом замке. С ублюдком во чреве, даже с приданным замуж удачно не выйдешь.
— Реми не такой, — осмелилась возразить девчонка.
Святая простота, ну конечно!
— Они все не такие, пока женщина не окажется в их власти.
— Тот человек… он… вернется?
Аликс предпочла сделать вид, что не услышала вопроса.
— Еще раз увижу вас вдвоем — накажу.