— Так что-нибудь видно? — Аликс почувствовала, как ладони Реми обхватили ее голову и повернули куда-то вправо. К свету, наверное. Об этом, ничего не видя, она могла лишь догадываться.
— Нет.
Как он понял, что она внезапно ослепла? Аликс ведь не объяснила, что произошло. Хотя, понять нетрудно, наверное, если человек умен и наблюдателен. От этой мысли в очередной раз стало холоднее в груди.
— Совсем?
Она не ответила, лишь молча подалась назад, высвобождаясь из его рук.
Он отступил, но ненадолго, а вернувшись, потянул ее за собой. На сей раз Аликс догадалась, куда — услышала, как зашелестела, придя в движение, каменная плита потайного хода.
— А так? — уже внутри узкого прохода спросил он, и Аликс ощутила кожей лица тепло зажжённого факела или свечи. Но все так же ничего не увидела во тьме. Потом тепла стало меньше, Аликс инстинктивно потянулась за ним и услышала:
— Когда я отвожу дальше, что-нибудь видно? Какую-нибудь точку?
В глазах стояла темнота, пульсировала кровь, и временами Аликс казалось, что в этой темноте вспыхивают красные круги и разводы, но ничего похожего на огонек, пусть самый маленький, из тьмы, окутавшей ее, не выныривало. Память еще хранила образ горящей свечи, но глаза больше его не видели. От этой мысли паника и отчаяние охватили ее с новой силой. Как она сможет защитить себя, незрячая?!
Аликс хотелось уйти, остаться одной, чтобы совладать с опустошающим ее ужасом. Но путь назад, в комнату преграждал скоморох, в узком проходе ей было с ним не разминуться. Аликс протянула руки в стороны и, нащупав стены прохода, смогла повернуться самостоятельно. Она сделала пару шагов прочь, в глубь, к подземелью, и носок левой ноги вовремя подсказал, что перед ней приступка. Аликс неловко нагнулась, ощупывая высоту и ширину выступа, на котором провела столько ночей. Осторожно протиснулась между стеной и выступом и уже почти миновав его, слишком широким и торопливым движением ушибла колено об угол.
Она пнула приступку в ответ, сквозь боль и злые слезы бессилия, выступившие на глазах. И почти тут же поняла, что скоморох легко миновал разозлившее ее препятствие, приблизившись настолько близко, что воздух вокруг пришел в движение. Аликс оказалась прижатой к Реми раньше, чем успела отступить или отстраниться.
— Ш-ш-ш, — услышала она у самого уха и, окаменев от напряжения, замерла, пытаясь не разреветься. Удерживать острый, колючий ком в горле, дрожь в теле и слезы в глазах стоило слишком больших усилий. В конце концов Аликс обмякла, спрятав лицо в поношенной шерсти дублета на плече. Так слезы впитывались в ткань раньше, чем успевали покатиться по щекам. — Ш-ш-ш.
Если бы он сказал, что все будет хорошо, она бы его убила. Но он не говорил, только гладил ее по предплечью и повторял как ребенку свое «ш-ш-ш», и от этого она почти терялась во времени и пространстве. Хотелось забыть хоть на мгновение о том, что случилось, прекратить думать о том, что будет дальше. Спрятаться в темноте, крепко зажмурив глаза и сжав кулаки, как она делала совсем маленькой, когда Гильом искал ее.
Рука Реми задела ее спину, и Аликс сама чуть не зашипела. Она попыталась освободиться, оттолкнуть его, но проход был слишком узким, а позади, за приступкой — она лишь сейчас вспомнила — ждало множество натянутых веревочных ловушек.
— Отпусти. Дай мне пройти.
Он отступил, подался назад и потянул Аликс за собой. Осторожно, опираясь на Реми, она миновала приступку, и нащупав выход в нишу, сделала шаг на более гладкие плиты пола в покоях. Он довел ее до кровати, и ноги будто подломились, когда Аликс села.
Послышались шаги, скрип двери, быстрое перешептывание с Магали. Если бы оставались силы, Аликс бы встала и остановила это, но она не смогла заставить себя подняться.
Вокруг глаз она еще чувствовала оставшуюся на коже и слепившую ресницы влагу, чувствовала, как опухло и горит лицо, а из носа на верхнюю губу потихоньку стекает скопившаяся внутри солоноватая жидкость. Аликс подняла руку, чтобы ее вытереть, но лишь слегка задела подбородок. Неужели она теперь не сможет найти и кончик собственного носа?!
В руку ей вложили что-то. Кусок холщовой ткани. Полотенце? Она смяла его и вытерла лицо. Сухой холст оцарапал кожу, не принося облегчения. Удерживать сопли внутри становилось все тяжелее, и Аликс громко высморкалась, презрев правила поведения благородной дамы. Она разжала пальцы, почувствовав, как смятый холст тянут из ее руки.
Шорох соломы на полу при каждом шаге звучит по-разному — где-то хруста больше, где-то меньше — совсем как ночью, когда, тоже в темноте она в раздумьях мерила комнату шагами. Но та темнота не была такой непроглядной и такой безнадежной, а ей и в голову не приходило тогда посчитать количество шагов. Теперь придется.