— Даже зрячим нужно кому-то доверять. А вы не доверяете и себе самой, госпожа графиня.
«Я уже доверилась однажды, хватит», — пронеслось в голове у Аликс. Доверилась себе, доверилась человеку, которого посчитала безопасным. «Сейчас у меня нет выбора, поэтому я вынуждена доверять тебе, насколько могу».
— Падаю я или нет, не прикасайся ко мне, пока сама не попрошу.
— Ладно. Но попробуйте прислушаться к своим чувствам и немного расслабиться.
— Глупость какая. Что, скоморохи расслабляются, когда идут по канату?
— Я не знаю, расслабляются ли канатоходцы, но никого, похожего на натянутую до предела струну, на канате мне видеть не доводилось.
К ужину, который Магали принесла прямо в покои, Аликс казалось, что ее тело превратилось в сплошной синяк. Она ошибалась, теряла равновесие, падала, ударялась о стены, мебель и углы, раз за разом. Реми стоял и наблюдал, как Аликс набивает шишки, голосом предупреждая или советуя, но Аликс не всегда следовала услышанному — недоверие и нежелание подчиняться захлестывали ее волнами, увенчанными пеной злого отчаяния. Ничего не получалось. Ничего.
— Вы слишком многого хотите от своего тела. В один день ему не научиться тому, чему другие учатся годами.
«У меня нет в распоряжении года. Даже пары дней нет».
— Магали, выйди. — Голос прозвучал твердо, но Аликс, в очередной раз ужаснувшись, поняла, что за своими мыслями не услышала, выходила ли служанка.
— Она уже ушла. И ей нужно знать.
«Она и так узнает. Не сообразит сама — ты расскажешь. Если уже не рассказал».
— Уходи. Скажи ей, что я велела накормить тебя на кухне.
Есть не хотелось, несмотря на усталость. Хотелось плакать, но делать это, как и пытаться есть вслепую под его изучающим взглядом стало бы очередным унижением, проявлением слабости.
Оставшись одна, Аликс поела хлеб и выпила воду. Есть суп не рискнула, боясь испачкаться. Даже попытка выпить воду привела к тому, что часть она пролила на себя.
Осторожно и неловко Аликс встала из-за стола. В одиночестве, темноте и тишине она продолжила свои попытки научиться двигаться в невидимом пространстве. Сосчитала шаги от стены до стены вдоль и поперек покоев, от кровати до окна и до двери. Попробовала использовать полученные знания, но вышло совсем не то, чего Аликс ожидала — вместо двери ее встречала стена, вместо стены — пустота, ручка кресла неожиданно возникала из воздуха совсем не там, где должны быть, чтобы ударить Аликс по бедру. Аликс примерно понимала, в чем дело — скорее всего, виновато ее неумение определять, что в какой стороне, чувствовать степень поворота. Она перемеряла комнату раз за разом, стараясь идти прямо, а получалось разное количество шагов, потому что шаги были разными и делала она их в разном направлении.
И все же Аликс попыталась снова дойти до стены, не шаря руками, уверенно, будто зрячая. Дошла до чего-то, остановилась, почувствовав сквозь юбки и обувь препятствие. На всякий случай слегка отпрянула, чтобы не стукнуться головой. И вытянула руки, понимая, что никак иначе не проверить, куда пришла. Вместо стены пальцы схватили пустоту. Ноги упирались во что-то, а пальцы не могли нащупать стену. Сундук у окна — подсказала память. Аликс наклонилась вперед, и вытянутые вперед ладони встретились с камнем, подтверждая ее догадку. Опираясь на стену, она повернулась, опустила руку вниз и нащупала крышку сундука. Согнула колени и села.
Теперь она на собственном опыте знала, зачем слепым палки — синяков набиваешь меньше, когда встречаешься с предметами не своим телом. А еще слепые неспроста вытягивают вперед руки и цепляются за поводырей. У них другая походка, другие движения. Пора было признать — у нее не получится скрыть случившееся, скоморох прав.
Стук в дверь прервал размышления Аликс. Она не услышала, как к двери подошли — снова непростительная оплошность в ее нынешнем состоянии. Кто там — Магали, Реми, Жеан? Если бы она была внимательнее, поняла бы по звуку шагов.
— Что?
Скрип открывшейся и закрывшейся двери, легкий шорох соломы. Это не Жеан. Магали или скоморох. Аликс ждала, прислушиваясь.
— Вам нужно отдохнуть.
Реми. В голосе она неожиданно для себя различила провансальский акцент. Аликс не хотела прислушиваться к смыслу слов, не хотела слышать в них смысл. Отдых не поможет. Гильом теперь будет все время где-то поблизости, а она слаба и уязвима как никогда. И перестать думать об этом невозможно так же, как снова увидеть что-нибудь.
Руками она оперлась на крышку сундука по сторонам от бедер и опустила голову, чувствуя как холодок и отголоски боли прокатываются по спине.
Ослепляющая, непонятно на чем основанная убежденность, что ей по силам скрыть от всех свою слепоту, откуда она вообще взялась? Разум зацепился за эту убежденность как за соломинку лишь потому, что боялся признать, что битва с Гильомом проиграна, толком даже не начавшись.
Да, Гильом теперь будет кружить по округе, выжидая удобного случая, он уже не отступится…
— Отдай мне письмо.
Аликс протянула руку и ждала, когда в нее вложат маленький свиток пергамента. Пальцы сжали письмо, сминая. Оно не понадобится.
— Что-нибудь передать устно?
— Не нужно.
«Что крестоносцы идут к Альби, и так все уже знают. Что еретикам-смердам позволено вернуться для покаяния — тоже».
— Уходи через потайной ход и постарайся не попасться никому на глаза. Оставайся в Конфлане как можно дольше.
«Может быть, тогда Гильом забудет о твоем существовании. А, может быть, тогда выпытывание моих тайн станет для Гильома уже ненужным».
— Передай Пейрану, чтобы в следующий раз прислал другого гонца.
— Хорошо, я передам.
Расскажет ли он де Ге также и о том, о чем она просила молчать? Расскажет, это слишком важные для них сведения.
Она чувствовала себя очень больной и уставшей. Пусть уже уйдет.
Шаги. Скрип двери.
Он пытался помочь. Что ж, услуга за услугу.