Одно из написанных писем она отдала Магали, еще раз наказав без зова в покои госпожи не входить, а если услышит доносящиеся оттуда шум и крики — бежать к Жеану со всех ног. Жеану же Аликс приказала в этом случае немедленно отправить Магали тайно и под охраной в Конфлан, а самому — по возможности схватить убийцу, послать гонца к Амори, а главное — запереть Гельон и не впускать ни одной живой души, пока не прибудет либо граф де Ге, либо папский легат. Чтобы заинтересовать Магали и Жеана в исполнении ее приказов, Аликс сказала, что в письме содержится указание выплатить им щедрое вознаграждение. Такое указание она действительно вписала, но не была уверена, что Раймон или Арно захотят его выполнить. В случае с де Ге такая вероятность была меньше: Аликс намекнула Магали — если с выплатой вознаграждения возникнет задержка — попросить трубадура напомнить н-графу. Реми сможет и захочет уговорить Раймона, если тот забудет или слишком разозлится, ведь Магали ему нравится, судя по тому, как скоморох себя с ней ведет.
Гельон достанется тому, кто первым успеет добраться до замка. Предпочтительнее, конечно, чтобы все же Раймону, но вполне возможно, что Жеан предпочтет открыть ворота Амори, который может не только отдать ему вознаграждение, но и отпустить грехи. Впрочем, по большому счету для Аликс важно было лишь, чтобы ничего не получил Гильом.
Содержание написанных ею писем отличалось, поэтому она выбрала разные по длине куски пергамента, позволяющие не перепутать получателя. В письме Раймону она упомянула о сложенных в потайном ходе деньгах, считая справедливым, чтобы они в любом случае достались де Ге. Мелькнула у Аликс и мысль о том, чтобы выдать заранее часть вознаграждения Магали, Жеану и возводящим в дворе амбары плотникам, но она решила, что лучше не стоит.
Не стала Аликс и искать кастеляншу. Если Гильом все же захватит Гельон, женщинам в замке не поздоровится, так что не было смысла отягчать душу еще одной смертью.
Беспокоил Аликс и незаделанный толком подземный ход в колодце. Даже если Жеан добросовестно запрет замок, Гильом может попытаться проникнуть в Гельон по этому ходу, о котором ему известно. Поколебавшись, Аликс все же отдала приказ перекинуть часть плотников и каменотесов на заделывание прохода.
Временами накатывала такая слабость, что подгибались колени и почти останавливалось дыхание, но Аликс каким-то сумасшедшим усилием раз за разом не позволяла себе потерять сознание, отходя от грани. Ведь нелепо, в конце концов, умереть самой, когда тебя собираются убить.
К обеду ей доложили, что вернулись первые желающие покаяться, полдюжины человек. Хорошо, с одной стороны. С другой — нет ли среди них подосланных Гильмом? Опасаясь оставлять еретиков в замке, Аликс приказала пока отправить их работать на поля. Монахи все равно еще не прибыли.
Да и сами доминиканцы… Спрятаться среди них для убийцы, возможно, самое удобное. До их прибытия Аликс придется что-то придумать, как-то обезопасить себя.
Что еще? Что важного она могла упустить из вида? Сбор урожая, который она не видит и который ей никак не проверить? Нет, не это. Что еще?
— Н-графиня, — Магали нарушила ход мыслей Аликс. — Там Реми вернулся, хочет вас видеть.
— Правильно говорить «просит его принять», — с раздражением ответила Аликс.
Раздражение ее, впрочем, было направлено не столько на Магали с её ошибками, сколько на человека, весть о котором та принесла.
— Приведи его.
Значит, скоморох не принял всерьез ее слова… Считает себя неуязвимым? Порой, самонадеянная глупость причиняет вреда не меньше намеренной подлости. У Аликс не было ни времени, ни сил снова что-то этому дураку объяснять.
Дверь скрипнула. Аликс уже научилась различать, как отрывает ее Магали, и слышать шаги служанки. Сейчас дверь открылась иначе, без наваливания на нее всем весом.
Аликс привычно расправила плечи в ожидании.
— Не могу не выразить свое глубокое восхищение вашей изобретательностью, госпожа графиня.
Изобретательностью по поводу чего? Повязки на глазах? В голосе не было насмешки, но похвала оставила Аликс равнодушной.
— Зачем ты вернулся? Я же сказала, чтобы Пейран прислал другого гонца.
— Боюсь, я единственный, кто может и должен первым донести до вас важную весть.