На ее свадьбе пело и выступало множество трубадуров и скоморохов — де Ге не поскупились ни на еду, ни на развлечения. Аликс никого из них не запомнила — мысли ее были заняты другим, да и истинным искусством она считала лишь то, что создается не за плату. С ее точки зрения, трубадурами могли считаться лишь люди благородного происхождения, сочинявшие песни и поэмы не ради пропитания, но из любви к прекрасному, к Даме, к стихосложению и музыке. Все остальные являлись по сути ремесленниками, выполняющими заказы, льстящими благородным господам из желания пригреться в замке, веселящими толпу низкопробными песенками, подобно скоморохам.
Лишь когда Жакетта нашептала ей, что один из этих скоморохов — бастард, прижитый покойным графом де Ге от бродячей трубадурши, Аликс, следуя указанию хрипловатого шепота, задержала свой взгляд на смуглом, худощавом мужчине с лютней. Он был ничуть не похож на Раймона или Пейрана, в нем не было ничего интересного, и взгляд Аликс скользнул дальше. Она не помнила, как он поет, и вообще не помнила бы о его существовании, если бы не то обстоятельство что, хотя на людях он держался подальше и никак не показывал своего родства с де Ге, стоило гостям уехать из замка — позволял себе называть Раймона по имени и — мало того — давать советы. Не сказать, что Аликс это сильно волновало или раздражало, однако, подобное поведение бастарда она считала неподобающим и вполне заслуживающим плетей. Задайся Аликс целью научиться управлять супругом с помощью женской ласки, они неизбежно схлестнулись бы со скоморохом за влияние на Раймона. Но она не задалась, преисполненная отвращением к супружеству, а затем, когда в её жизни появился Арно, ей стало и вовсе все равно, что поделывает и к кому прислушивается ее туповатый муж.
Она не помнила знаков внимания со стороны Реми до побега, но после возвращения в Гельон Реми заботился о ее безопасности не единожды: той ночью на лестнице; во время встречи с Раймоном; в подземелье, когда показал ей как натягивать веревки поперек прохода; сразу после того, как она ослепла, и наконец в случае с Гильомом. Самым очевидным объяснением такой заботы была влюбленность. Он влюблен, но по-своему горд и не признается, понимая, что Аликс не ответит взаимностью. Эта влюбленность, однако, может сослужить ей хорошую службу. Уже сослужила, вообще-то. Но может быть полезна и дальше: зная, чего жаждет человек, им легче управлять.
— Откуда у тебя яд? — задала Аликс интересующий ее далеко не из праздности вопрос.
— Когда ты трубадур, а не рыцарь, и вместо меча носишь лютню, приходится изыскивать другие средства защиты.
— Почему именно такое средство защиты?
Действительно, почему яд, и какой яд? Где он его достал?
— Это длинная история.
Аликс ждала, что он расскажет свою длинную историю, но по последовавшему молчанию поняла, что распространяться дальше Реми не намерен. Звон металла тоже прекратился, а следом раздалось:
— Монеты для плотников на столе. Где оставить кошель?
— Тоже на столе.
Она потом сама спрячет кошель в новом месте.
— Тебе уже приходилось убивать?
— Да.
— С помощью яда?
— Нет.
— Зачем ты это сделал?
Аликс жалела, что не могла видеть в это мгновение. Голос передавал далеко не все.
— Ваш брат уже давно заслуживал… возведения часовни. И мне показалось правильным обезопасить ваши с Раймоном права на Гельон от необоснованных притязаний.
— Гельоном владею я, — резко ответила Аликс.
Вот оно что… Раймон и его права… Значит, не Аликс он хотел защитить, а верно служил семье, которую считает своей.
— Вы теперь также и единственная наследница барона де Вуазен, если я не ошибаюсь.
Да, она теперь и правда единственная наследница батюшки — ведь три других законнорожденных брата умерли во младенчестве, а сестер нет. Законнорожденных — нет. Мать уже слишком стара, чтобы произвести младенца на свет, даже если отец и решит вдруг посетить ее опочивальню. Следовательно, наследница — Аликс. Скоморох не ошибся, потому что все тщательно взвесил и отмерил перед тем, как действовать. Де Ге через этого хладнокровного, хитрого бастарда теперь будут добиваться, чтобы, сохранив им Гельон, она удалилась в Вуазен. Для них это был бы прекрасный выход, учитывая, что потом, после её смерти, Раймон мог бы претендовать и на Вуазен тоже. Как получается, что она уже в который раз обманывается, путая чужую борьбу интересов с собственной значимостью для кого-то?!
Непозволительно быть такой наивной. У наивности слишком высокая цена, и Аликс еще не расплатилась за свою прошлую глупость.
— Я не просила тебя делать то, что ты сделал. Это понятно?
— Более чем, госпожа графиня.
Если он рассчитывал на благодарность… Пусть благодарят те, ради кого старался.
— Что мне передать в Конфлан?
— Думаю, ты в состоянии рассказать в Конфлане куда больше, чем известно мне.
Они точно схлестнулись бы за влияние на Раймона. И возможно, еще схлестнутся. Нет, не «возможно». Наверняка