Флора Поллинг
Песня жаворонка
Пролог
— Эх, сестренка, все-таки зря ты уезжаешь! — снова посетовал Макс.
Покачав головой и грустно усмехнувшись, Элис продолжала старательно укладывать вещи в чемодан.
— Зачем отправляться в такую даль, дочка? — ворчала мать. — Ведь в стране полно университетов. Могла бы выбрать что-нибудь поближе! Чем тебе не подходит Чарльстон? Мы бы с Максом чуть ли не каждую неделю навещали тебя!
— Мама, мы ведь с тобой уже говорили об этом. — Элис наконец закончила возиться с вещами и закрыла чемодан. — Университет штата Юта в городе Логан я выбрала потому, что с филологического факультета именно этого заведения пришел отличный отзыв на мои рассказы. Меня пригласили туда учиться. Причем без вступительных экзаменов. Согласись, от такого приглашения не отказываются. И не волнуйся. Приеду, осмотрюсь, найду какую-нибудь работу, которая позволит мне и учиться, и платить за жилье…
— Ты напоминаешь мне Тони Боулера, — продолжала сетовать мать. — Неплохой был парнишка, но тоже ветер в голове. Взял и уехал. Говорят, подался куда-то на Запад. Что теперь с ним?
Элис часто вспоминала Тони. Это был единственный человек, которым она всегда восхищалась, — честный, открытый, незаурядный. Она любила его, как старшего брата. Хотя иногда ей казалось, что это чувство намного сильнее…
С исчезновением Тони внутри Элис будто что-то оборвалось. Родной городок для нее как бы опустел. Незримая ниточка, связывающая ее с домом, в котором она выросла, и с неброской красотой зеленых холмов Западной Виргинии, больше не существовала. Все годы после его внезапного отъезда Элис словно ждала момента, когда судьба предоставит ей шанс вырваться на свободу.
И теперь этот час пробил. Но у нее не было ощущения чего-то светлого и радостного, свойственного путешественнику перед дальней дорогой. Удастся ли ей реализовать свои мечты? Неизвестность, ожидавшая впереди, все-таки не могла не тревожить.
А может быть, ей повезет и она повстречает Тони?
Размечтавшись, Элис зажмурила глаза. Каким он стал, не потерялся ли в водовороте жизни, в который скоро предстояло окунуться и ей самой?
1
— Эй, шалунья, пошустрее, мы скоро закрываемся! Возьми кофейник, обойди зал и предложи желающим кофе. И не забудь убрать окурки с освободившихся столиков, — не поднимая глаз, пробурчал шеф-повар Билл, усердно соскребая с гриля кусочки пригоревшей пищи. Пахло жиром и жареным луком, и это живо напоминало о блюдах, подаваемых в «Весельчаке Билли».
Элис Лоуэлл, вытиравшая широкую разделочную доску, на секунду прервала работу и уставилась на Билла. В этом небольшом ресторанчике, который впору было бы назвать обыкновенной забегаловкой, она проработала почти год. И никак не могла взять в толк, почему шеф-повар все время ворчит, выказывая недовольство по отношению к ней. Трудилась она усердно, да и внешний вид ее не был вызывающим: светлые волосы собраны в аккуратный хвостик, а розовая помада на губах являлась единственным атрибутом макияжа.
Но Билл ворчал и ворчал. И Элис, теряясь в догадках, иной раз готова была расценивать его недовольство даже как своеобразное проявление симпатии. Хотя этому толстяку потребовалось бы совершить невозможное, чтобы добиться ответного внимания с ее стороны. Все-таки с жаркой мяса и выпечкой у него получалось намного лучше.
— Шевелись, шалунья! — хрипло повторил Билл. — Теперь, когда Джина ушла, все надежды только на тебя!
Итак, тайна шеф-повара была разгадана. Несколько часов назад Джина, официантка, которой недавно стукнуло сорок пять, сильно повздорила с ним, назвав недоношенным уродом, и, побросав фартук и тряпки, умчалась домой. Сид, понимая, что такая работа может осточертеть кому угодно, теперь пытался смягчить свой обычный грубый тон.
Если б все начать снова, Элис вообще не приехала бы в Логан, поскольку на таком удалении от родных долин и холмов Западной Виргинии она не могла чувствовать себя уютно. А после того, что случилось днем, ностальгия лишь усилилась и стала совсем невыносимой. Так что теперь ей хотелось спокойно отработать смену, не встревая в пустые разговоры ни с кем, особенно с незнакомцами, допивающими кофе и с сонным видом посматривающими на часы.
Сполоснув тряпку, которой протирала разделочную доску, Элис еще раз вспомнила, как все сегодня вдруг пошло наперекосяк. Во-первых, ее палочка-выручалочка — старый «форд» был отбуксирован в полицию, поскольку оказался припаркован слишком близко к автобусной остановке. Затем пришлось потратить, то есть фактически выбросить на ветер, целых двадцать драгоценных и столь необходимых ей долларов, чтобы на такси доехать до университета. И все лишь для того, чтобы влететь в аудиторию спустя четверть часа после начала занятий.
Но главная беда этого дня произошла в тот момент, когда педант-преподаватель, профессор Кенсилл, недовольный ее опозданием, не дав ей даже сесть на место и перевести дух, сразу же предложил прочесть доклад по американской литературе первой половины двадцатого века.
Жестом он пригласил опоздавшую студентку приблизиться к своему столу, с левого края которого возвышалась кафедра и торчал микрофон. Предложенную ей тему Элис знала и любила, к докладу была готова. Она попыталась успокоиться, взять себя в руки, помня о том, что для получения степени бакалавра по литературе нужен опыт публичных выступлений. Но у нее ничего не вышло.
Ей, страдавшей от заикания, после длительной пробежки по территории университета к учебному корпусу и бурного финиша в пустом коридоре трудно было читать даже заранее подготовленный текст. Горло перехватил спазм, в глазах стояли слезы.
Она была значительно старше однокурсников. Ведь вместо того, чтобы вовремя поступить учиться, ей пришлось ухаживать за матерью, получившей увечье в результате несчастного случая. И теперь, стоя перед хихикающей молодежью, настроившейся на некое комическое вкрапление в вялотекущий учебный процесс, Элис чувствовала, что ни слова из своей работы прочитать не сможет. Ей не оставалось ничего другого, как подойти к профессору, тихо рассказать о проблеме с машиной, помешавшей вовремя приехать на занятия, и объяснить, что сегодня для нее выступление перед аудиторией — это почти невыполнимая задача.
Но не успела она вымолвить и слова, как профессор, холодно встретивший ее умоляющий взгляд, решительно указал на кафедру и даже включил микрофон, во всеуслышание при этом заявив, что, если Элис немедленно не ознакомит их с выполненным домашним заданием, он не допустит ее к зачету.
У нее не осталось выбора, пришлось принять вызов. Скоро все закончится, подумалось ей, надо только удачно выступить, затем занять свое место и больше никогда не опаздывать ни на одно занятие. Она глубоко вдохнула и нагнулась к микрофону. Но слова застряли в горле, а из динамика вырвался долгий сдавленный звук. Аудитория смолкла. Море глаз с жалостью и ужасом наблюдало, как Элис, потеряв дар речи, отчаянно пыталась что-то произнести.
Она с испугом оглянулась на профессора. Его густые белые брови были сдвинуты. Стиснув зубы Элис отошла от стола и, ускорив шаг, оказалась в проходе между рядами. Потом, избегая встречи с сочувствующими взглядами однокурсников, достигла выхода и опрометью пересекла коридор. Распахнув парадную дверь, она полной грудью жадно вдохнула свежий и прохладный сентябрьский воздух.
Обессиленно встряхнув руками, Элис зашагала под голыми деревьями университетского парка. Под ногами шуршали палые листья. Ей представлялось теперь, что и ее мечты о профессиональной литературной карьере подобны этим отжившим листьям. И лучше было это признать сейчас, чем через неделю, когда настанет очередь доклада по психологии. Ведь тот же самый профессор будет выборочно вызывать студентов для чтения. У Элис не оставалось ни малейших сомнений в том, что он воспользуется случаем, чтобы еще раз публично высмеять ее… Так стоило ли продолжать? Почему бы просто не сказать себе — хватит!