Он вскинул красную руку и потряс, растопырив пальцы, багровый и запыхавшийся. И ушел из виноградника в дом, не попрощавшись. Такие вспышки пугали самого Вунша. Они всегда предвещали дурное.
Тея забрала ноты и тихо вышла из сада. Она не повернула домой, но забрела в барханы, где цвели опунции и зеленые ящерки играли в догонялки в сверкающем свете. Ее охватило страстное волнение. Она не совсем понимала, о чем говорил Вунш, но в каком-то смысле поняла. Она, конечно, знала, что чем-то отличается от других. Но то, что отличало ее, было больше похоже на дружелюбного духа, чем на часть ее самой. Когда она думала, то как бы обращалась к духу, и он ей отвечал; и в этом обмене мыслями заключалось счастье. Этот неизвестный дух приходил и уходил — Тея не знала как. Иногда она искала его и не могла найти, а потом поднимала глаза от книги, или выходила из дома на улицу, или просыпалась утром, и он был тут как тут — как ей обычно казалось, у нее под щекой или на груди. Что-то вроде теплой уверенности. И когда дух был с ней, все становилось интереснее и прекраснее, даже люди. В присутствии этого спутника она умела вытянуть совершенно чудесное из Испанца Джонни, или Вунша, или доктора Арчи.
В свой тринадцатый день рождения она долго блуждала среди барханов, подбирая осколки горного хрусталя и разглядывая желтые цветы опунции с тысячами тычинок. Она смотрела на песчаные холмы и наконец возмечтала сама стать песчаным холмом. И все же она знала, что однажды покинет их. Они будут так же играть красками весь день напролет, желтые, фиолетовые, сиреневые, но уже без нее.
С того дня она чувствовала, что между ней и Вуншем есть тайна. Словно они вдвоем подняли крышку, выдвинули ящик и посмотрели на что-то. Спрятали и больше никогда не говорили об увиденном, но оба помнили о нем.
XII
Как-то июльской ночью, в полнолуние, доктор Арчи возвращался из депо, беспокойный и недовольный собой, не зная, куда себя приткнуть. Он нес в руке соломенную шляпу и все время откидывал со лба волосы бесцельным, не утоляющим жестом. После тополиной рощи дядюшки Билли Бимера тротуар выходил из тени на белый лунный свет. Здесь он на высоких подпорках, превращаясь в подобие моста, пересекал песчаный овраг.
Приблизившись к этому сооружению, доктор увидел белую фигурку и узнал Тею Кронборг. Он ускорил шаг, и она двинулась навстречу.
— Девочка, что ты тут делаешь так поздно? — спросил он, беря ее за руку.
— О, не знаю. Зачем люди так рано ложатся спать? Прямо хочется побежать вдоль домов и закричать на них. Правда ведь, тут изумительно красиво?
Молодой врач грустно хохотнул и сжал ладонь Теи.
— Ну посудите сами. — Тея нетерпеливо фыркнула. — Вообще никого, кроме нас и кроликов! Я уже штук пять спугнула. Посмотрите, вон один, маленький. — Она склонилась и показала пальцем.
В овраге под ними действительно оказался маленький кролик с беленьким хвостиком; он сжался на песке и сидел без движения. Казалось, он лакал лунный свет, как сливки. По другую сторону тротуара, в канаве, росли долговязые, чахлые подсолнухи. Их косматые листья побелели от пыли. Луна стояла над рощей тополей. Ветра не было, и вокруг парила полная тишина, только хрип паровоза слышался со стороны железной дороги.
— Ну что ж, раз такое дело, можно и на кроликов посмотреть. — Доктор Арчи уселся на тротуар и свесил ноги над оврагом. Вытащил из кармана платок тонкого гладкого полотна, от которого пахло немецким одеколоном. — Ты-то как поживаешь? Прилежно работаешь? Наверное, ты уже научилась у Вунша всему, чему он способен научить.
Тея мотнула головой:
— О нет, доктор Арчи. Его трудно раскусить, но в свое время он был настоящим музыкантом. Мама говорит, он успел забыть больше, чем учителя музыки в Денвере вообще когда-либо знали.
— Боюсь, он здесь долго не пробудет, — заметил доктор Арчи. — В последнее время он начал чудить. Скоро снимется с места. Знаешь, подобные люди всегда так поступают. Мне будет очень жаль, из-за тебя.
Он замолчал и вытер чистым платком лицо.
— Какого рожна мы вообще здесь делаем, а, Тея? — внезапно спросил он.
— Вы имеете в виду — на Земле? — тихо спросила Тея.
— Ну в целом да. Но во вторую очередь — что мы делаем в Мунстоуне? Ведь не то чтобы мы здесь родились. Ты — да, но я — нет, и Вунш — нет. Ну я-то, надо думать, оказался здесь, потому что женился сразу, как отучился на врача, и мне нужно было быстро заполучить практику. Кто торопится, в конце концов всегда остается ни с чем. Здесь я ничему не учусь, а что касается людей… Вот в моем родном городе в Мичигане были люди, которые хорошо относились ко мне, потому что знали моего отца, даже деда. Это что-то значило. А здесь всё как песок: сегодня его несет ветром на юг, завтра — на север. Мы все как азартные игроки, но трусливые, играем по маленькой. Единственный настоящий факт в здешних местах — железная дорога. Она должна быть; мир следует пересекать из конца в конец и обратно. Но все остальные оказались тут только потому, что здесь кончается ветка и паровоз остановился набрать воды. Однажды я встану утром и обнаружу, что успел поседеть, но ничего полезного за это время не сделал.