— Возьмите пастилку, Кронборг. Мне их присылают как образцы. Очень хороши, если в горле дерет.
— Ах, благодарю вас, благодарю вас. Я несколько спешил. Пренебрег надеть калоши. Вот мы и прибыли, доктор. — Кронборг открыл парадную дверь, явно счастливый, что оказался дома.
В передней было темно и холодно; на вешалке висело удивительное количество детских шляпок, кепок и плащей. Они также образовали ворох на столе под вешалкой. Под столом валялись кучей калоши и ботики. Пока доктор вешал тулуп и шапку, Питер Кронборг открыл дверь в освещенную гостиную; на пришедших пахнуло душным горячим воздухом с запахом подогретой фланели.
В три часа ночи доктор Арчи в гостиной надевал запонки и пиджак — спальни для гостей в этом доме не было. Над седьмым ребенком Питера Кронборга, мальчиком, суетилась и ворковала его тетя. Миссис Кронборг уснула, а доктор собирался домой. Но сначала хотел поговорить с Кронборгом, который, уже без пальто и весь трепещущий, подсыпал уголь в печку на кухне. Проходя через столовую, доктор замер и прислушался. В одной из спален пристройки, которая сейчас находилась слева, кто-то быстро, тяжело дышал. Доктор подошел к кухонной двери.
— Кто-то из детей болеет? — спросил он, кивая на перегородку.
Кронборг повесил чапельник, которым приподнимал конфорку печи, и отряхнул пальцы от угольной пыли.
— Это, должно быть, Тея. Я собирался вас попросить на нее взглянуть. У нее крупозная простуда. Но я отвлекся и… Миссис Кронборг отлично справилась, а, доктор? Я полагаю, мало кто из ваших больных может похвастаться такой конституцией.
— О да. Она создана для материнства.
Доктор взял лампу с кухонного стола и без церемоний отправился в пристройку. Два пухлых маленьких мальчика спали в двойной кровати, натянув одеяла на носы и поджав пятки. Рядом на узкой кровати лежала девочка одиннадцати лет. Сна у нее не было ни в одном глазу. По подушке стелились две соломенные косички. Лицо побагровело, глаза горели.
Доктор закрыл за собой дверь.
— Сильно захворала, а, Тея? — спросил он, вытаскивая градусник. — Что же ты не позвала кого-нибудь?
Она смотрела на него жадно и влюбленно.
— Я так и знала, что вы здесь, — выговорила она, в перерывах между словами быстро втягивая воздух. — У нас новый ребеночек, да? Кто?
— «Кто»? — повторил доктор.
— Братик или сестричка?
Он улыбнулся и присел на краешек кровати.
— Брат, — сказал он, беря руку девочки. — Открой рот.
— Это хорошо, с братьями меньше хлопот, — пробормотала она, и доктор вставил ей градусник под язык.
— Теперь помолчи, я буду считать. — Доктор Арчи взял девочку за руку и достал часы. Замерив пульс, он бережно спрятал ее руку опять под одеяло, подошел к одному из двух окон — оба были плотно заперты — и чуточку приподнял раму. Потянулся вверх и провел пальцами по холодной голой стене.
— Не вылезай из-под одеял, я через минутку вернусь.
Он склонился с термометром над стеклянной лампой. Подмигнул девочке с порога и закрыл дверь.
Питер Кронборг сидел в комнате у жены, держа сверток — новорожденного сына. Бодрое сознание собственной важности, бородка и очки проповедника и даже то, что он без сюртука, раздражало доктора. Он поманил Кронборга в гостиную и строго сказал:
— Ваша дочка очень больна. Почему вы меня раньше не позвали? Это воспаление легких, и наверняка не сегодня началось. Будьте добры, положите куда-нибудь младенца и помогите мне. Надо устроить ей постель здесь, в гостиной. Ей нужно быть в теплой комнате и лежать тихо. И других детей к ней не пускайте. Вот, я знаю, эта штука открывается. — И доктор откинул спинку обитого ковром дивана. — Мы можем приподнять матрас и прямо на нем отнести девочку сюда, чтобы ей не вставать лишний раз.
Кронборг моментально проникся тревогой. Вдвоем с доктором они взяли матрас и отнесли больную девочку в гостиную.
— Кронборг, мне нужно сходить к себе и принести лекарство. Аптека уже закрыта. Следите, чтобы Тея не сбрасывала одеяло. Я скоро вернусь. Помешайте в печке и подбросьте угля, только не слишком много — я к тому, чтобы он сразу занялся. Еще найдите мне старую простыню и положите ее к печке греться.
Доктор схватил тулуп и торопливо вышел на темную улицу. Городок еще спал, и холод был ужасный. Усталый и замерзший доктор находился в немилосердном расположении духа.
— Подумать только! — бормотал он. — В его-то годы и быть таким ослом! Седьмой ребенок! А о девочке и думать не думает. Старый дурак! Младенец как-нибудь сам вылез бы на белый свет — они это умеют. А вот такая милая малютка — она стоит целого выводка. Откуда что взялось, как говорится…