Он вошел в Дьюк-Блок и взбежал по лестнице на второй этаж, к себе в клинику.
Тея Кронборг тем временем удивлялась, отчего это вдруг очутилась в гостиной. Здесь разрешалось ночевать только гостям, обычно заезжим проповедникам. Она пережила несколько минут растерянности, когда не видела ничего, а потом пришла в восторг, поняв, что вот-вот должно произойти что-то необычное и приятное, и разглядев все вокруг в красном свете раскаленных слюдяных боков печки: никелированные детали самой печки, картины на стенах, которые казались девочке очень красивыми, цветы на брюссельском ковре, «Ежедневные этюды» Черни, открытые на пианино. Тея на время забыла даже о новорожденном братике.
Она услышала, что открылась входная дверь, и догадалась, что приятное, которое должно случиться, — это сам доктор Арчи. Он вошел и стал греть руки у печи. Потом повернулся к девочке, и она, слабая, бросилась к нему, наполовину выпав из кровати. Не поймай ее доктор, она бы упала на пол. Доктор дал ей лекарство и ушел за какой-то нуждой на кухню. Тея задремала и даже перестала сознавать, что он здесь. Когда она снова открыла глаза, он стоял на коленях перед печкой, размазывая большой ложкой по белой тряпке что-то темное и липкое; может быть, тесто? Потом Тея почувствовала, что доктор снимает с нее ночную рубашку. Он обернул ей грудь горячим компрессом. Еще обнаружились какие-то лямки, которые доктор пристроил ей на плечи. Затем он достал иголку с ниткой и принялся зашивать девочку в тряпичную сбрую. Это показалось Тее ужасно странным, она решила, что, видимо, спит, и сдалась сну.
С момента возвращения доктора каждый вздох давался Тее со стоном, но она сама этого не осознавала. Она не чувствовала, что ей очень больно. В редкие минуты, когда Тея вообще приходила в сознание, она была словно отделена от тела, будто сидела сверху на пианино или на висячей лампе и смотрела, как доктор зашивает ее в кокон. Ощущение было поразительным и не насыщающим, как сон. Ей хотелось проснуться и посмотреть, что происходит на самом деле.
Доктор радовался, что убедил Питера Кронборга не путаться под ногами. Удобнее заботиться о девочке, если она всецело в его распоряжении. Своих детей у доктора не было. Он был очень несчастлив в браке. Приподнимая и раздевая Тею, он думал про себя, как прекрасно тело девочки — словно цветок. С такой точностью и нежностью вылепленное, мягкое, молочно-белое. Видимо, Тея унаследовала цвет волос и шелковистую кожу от матери. Она истинная маленькая шведка. Доктор Арчи не мог не думать о том, как берег бы такое сокровище, будь она его дочерью. Ручки такие маленькие и такие горячие, и еще такие ловкие — он покосился на ноты, открытые на пианино. Зашивая девочку в льняную обертку, он аккуратно вытирал по краям там, где начинка компресса попадала на кожу. Он надел на Тею чистую ночную рубашку, предварительно согретую у печки, и подоткнул одеяло. Отводя назад спутанные волосы Теи, упавшие на брови, он задумчиво потрогал ее лоб кончиками пальцев. Нет, ее голова ничем не отличается от любой другой детской головки, хотя доктор был совершенно уверен, что эта девочка не похожа на всех остальных детей. Он пристально смотрел на широкое раскрасневшееся лицо, веснушчатый нос, свирепо сжатый маленький рот и нежный, деликатный подбородок — единственную черту, смягчавшую словно вырубленное топором скандинавское личико, будто добрая фея-крестная погладила девочку по лицу и оставила ей памятку, загадочное обещание. Обычно Тея ходила со сдвинутыми бровями, словно бросая вызов окружающему миру — но только не в присутствии доктора Арчи. Ее привязанность к доктору была одной из самых прекрасных мелочей среди всех составляющих его жизни в Мунстоуне.
За окнами посерело. На чердаке и на задней лестнице послышался топот, потом вопли:
— Отдай мою рубашку! Где мой второй чулок?
«Надо побыть тут, пока они не уйдут в школу, — подумал доктор, — иначе они всей ватагой набьются сюда и не дадут ей покоя».
II
Следующие четыре дня доктору Арчи казалось, что пациентка проскользнет у него меж пальцев, несмотря на все усилия. Но этого не случилось. Напротив, она поправлялась очень быстро. Как заметил ее отец, она, видно, унаследовала «конституцию», которой он не уставал восхищаться в ее матери.
Как-то днем, когда новому братику уже исполнилась неделя, доктор пришел к Тее и нашел ее удобно устроенной в гостиной и довольной жизнью. Лучи солнца падали ей на плечи, младенец спал на подушке в кресле-качалке рядом. Стоило ему пошевелиться, и Тея протягивала руку и качала его. Из пеленок виднелся только багровый отечный лоб и беззастенчиво огромный лысый затылок. Дверь в комнату матери была открыта; миссис Кронборг сидела в кровати и штопала чулки. Она была невысокого роста, коренастая, с короткой шеей и решительным лицом. Кожа очень светлая, лицо спокойное и гладкое, без морщин, а желтые волосы, которые она, пока лежала, заплетала в косы, казались девичьими. Эту женщину доктор Арчи уважал — энергичная, практичная, невозмутимая, благодушная, но решительная. Именно такая нужна, чтобы заботиться о проповеднике, витающем в облаках. Она и приданое мужу принесла — четверть немалых земель своего отца в Небраске, впрочем, записанных на ее имя. Миссис Кронборг глубоко уважала мужа за обширные познания и красноречие. Она высиживала его проповеди с глубоким смирением, а его накрахмаленная рубашка и белые шейные платки внушали ей такой благоговейный трепет, словно и не она стирала и гладила их при свете лампы накануне вечером, чтобы сегодня утром они явились прихожанам безупречно чистые и в надлежащем порядке. Однако, несмотря на все это, жена не допускала мужа к мирским делам. Она доверяла ему утренние молитвы и молитвы перед трапезами; муж должен был нарекать имена новорожденным, служить источником всех нежных родительских чувств в доме, помнить о днях рождения и годовщинах, воспитывать в детях моральные и патриотические идеалы. А делом жены было следить за телами, одеждой и поведением детей, содержа все это в некоем подобии порядка, и со своей задачей она справлялась блестяще, к неизменному изумлению соседей. Как любила замечать миссис Кронборг и эхом восхищенно повторять за ней муж, «она еще ни одного не потеряла». Питер Кронборг хоть и витал в облаках, а все же ценил деловитость и пунктуальность, с которой его жена дарила жизнь детям и вела их по жизни. Он считал, и совершенно правильно, что независимый штат Колорадо многим обязан миссис Кронборг и таким, как она.