Зеленые и синие оттенки его шарфа подчеркивали блеск его глаз цвета моря. Глаза серьезно смотрели на меня.
— Спасибо, Дебора, и поверь — это очень даже потребуется, — просто сказал он. — Жаль, что меня не будет с вами сегодня вечером. Я постараюсь вернуться пораньше.
Все хуже и хуже, сначала долгий путь, чтобы наспех перекусить, теперь ощущение, что ради меня ему нельзя задерживаться на вечеринке и подольше побыть с Хани.
— Только не из-за меня, — быстро сказала я. — Я знаю, тебе там не будет скучно, и все равно я уже буду спать, так что это неважно.
Меня не в чем винить, с гордостью подумала я, когда Колин вышел и сел в машину.
Вечером позвонил телефон, и голос мисс Армстронг с легким канадским акцентом сообщил мне, что она вернулась в Глазго. Я повторила приглашение в Слигачан и передала обещание Колина заехать за ней и привезти ее сюда.
— Как он себя чувствует? С удовольствием предвкушаю, что увижу его вечером, — заметила мисс Армстронг.
— Хорошо, — неуверенно сказала я, — он только что поправился после простуды, — и рассказала ей про трудный день Колина и его малоуспешный заезд домой. Я объяснила, что чай мы пили раньше обычного, и что у нас был гость, Адам Баллести. Я назвала его, не подумав, что она должна знать это имя.
— Адам Баллести! — Она втянула воздух. — Не может быть, чтобы они еще поддерживали знакомство! — Спохватившись, она замолчала, но я без труда поняла, о чем она думает.
— Не беспокойтесь, Лу, — она просила, чтобы я ее так называла, — я знаю про Адама и Энн.
— Тогда мне и вовсе непонятно, как вы могли впустить его в дом Колина, — совершенно неожиданно ответила она, — не говоря уж о том, чтобы усаживать за стол.
— Но я рада, что он зашел, — сказала я в защиту Адама. — Только этим летом он почувствовал, что может забыть прошлое. Я хочу помочь ему. Я знаю, что Колин не сделал ничего плохого, но ведь Адам совсем не похож на других людей.
Мне показалось, что она вставила «вот уж точно», но не стала обращать внимания.
— И вам, Лу, это должно быть известно. Вы должны были видеть, как он устранился из их жизни — конечно, не считая того времени, когда Энн заболела и нуждалась в нем.
— Дитя мое, это он вам рассказал? — требовательно спросила моя слушательница. — Он сам, да? Мне надо знать.
— Ну… да, — запинаясь, сказала я. — По крайней мере, у меня создалось такое впечатление.
— И я не думаю, чтобы у вас создалось впечатление, что два или три года назад он поплакался Энн в жилетку, и она уговорила Колина купить часть в твидовом бизнесе — по-моему в Девоне, — чтобы Адам вел это дело?
Чтобы Адам вел… бизнес в Девоне … — но ведь «У Баллести» принадлежал Адаму — или нет?
Для уюта я зажгла огонь, и теперь тишину нарушало лишь потрескивание дров. Я не могла бы заговорить даже ради спасения собственной жизни. Но в моей голове все начало складываться в одно целое — раздражение Колина в самолете, когда он узнал, что Адам теряет интерес к твиду, заинтересованность Магды… Магда! Кто же предложил ей партнерство — Адам или Колин, которого я обвинила в прижимистости и кто рассмеялся, говоря, что шутка получилась за его счет?
И еще: вместо того, чтобы удалиться в глушь, Адам оказался обязанным человеку, которого он якобы ненавидел.
— Вы еще здесь? — раздалось у меня в ухе.
— Да. Я просто… я думала, значит ли это, что Адам не терял связи с Колином и Энн после того, как они поженились?
— Вот уж точно не терял связи! — подтвердила Лу Армстронг. — Да он дневал и ночевал у них! С того-то и начались все беды. Послушайте моего совета, Дебора, — почти умоляюще добавила она, — если вам дорог ваш брак, не подпускайте к нему Адама Баллести. Я не хочу сказать, что в свое время он не любил Энн, хотя он уж точно не собирался на ней жениться. Но вот что я вам скажу: он никогда не смог простить Колину его успеха. Он ничего не может поделать с его известностью, но не упустит случая, чтобы отравить его личную жизнь. Подумайте об этом, милая, и посмотрите, не начал ли он уже делать это. Сейчас он так искушен в интригах, что обвести вас вокруг пальца ему ничего не стоит.
Вскоре она повесила трубку, еще множество раз пожелав мне удачи, и я вернулась к своим размышлениям. «Подумайте об этом», — сказала она. Да я и не смогла бы заняться ничем другим.
Выходит, все десять лет Колин служил мишенью. Адам не упустил ни малейшей возможности. Успехом Колина он воспользовался, чтобы открыть магазинчик твида, любовью Энн к классической музыке — чтобы создать трещину в их браке. Когда я рассказала о своем плане с поездкой в Сикоув, ему потребовалось полностью пересмотреть свою тактику, но до чего же ловко Адам это сделал! Каким добрым, каким понимающим казался он в тот день, и как, наверное, наслаждался при виде заново открытых мною ран!
О, как же я была глупа, как доверчива! «Обвести вокруг пальца», — сказала Лу Армстронг. О коттедже нечего и говорить, с этим я могла смириться — да я уже давно забыла об этом. Адам воспользовался всеми — Энн, Колином, Магдой, так почему бы не мной? Он воспользовался мной против Колина — это было непростительно. И еще много других попыток — хотя некоторые все же казались довольно детскими, как, например, когда он хотел поставить меня между Колином и Магдой или когда он должен был разозлить Колина той сценой с поцелуем, устроенной после концерта в доме престарелых. Наконец, попытка унизить его в моих глазах этой ложью насчет его тщеславия, когда мы возвращались из Сикоува.
Странно, что Адам с таким пониманием отнесся к нашему браку и так старался помочь. Возможно ли, думала я, что его отношение к Колину наконец-то стало меняться?
Что верно, то верно: вечер оказался совсем не тем унылым и одиноким, на который я себя настраивала. Уже пора было будить детей.
Шоу началось традиционно: завывающие волынки, развевающиеся килты, переливающиеся голоса. Колин во всех регалиях, но с обнаженной головой, — и это в пронизывающе холодную ночь! — спел несколько шотландских баллад, приглашая всех окружающих петь вместе. Хотела бы я, чтобы он мог заглянуть в свою собственную гостиную и увидеть сияние на двух поддерживавших его личиках. Критики на другой день могли навесить на все это ярлыки сентиментальности и нереалистичности, но для моего первого Нового года в Шотландии я большего не могла и пожелать.
Колин пел в окружении танцоров, исполнявших шотландские танцы. Неожиданно к нему подскочила маленькая фигурка Хани Харрис, тоже в национальном костюме, и он взял ее за руку и повел в танце. Он был серьезен и выглядел очень симпатичным.
Дети были зачарованы и время от времени вытаскивали меня танцевать, но когда шоу переместилось внутрь и пошли более сложные номера, они стали терять интерес.
— Куда делся папа? — поминутно спрашивала Руфь, потирая глаза ладошкой. — Мы его еще увидим?
Меня нисколько не удивило, что задолго до второго выхода Колина и она, и Йен уже снова уснули, она в кресле, он — распластавшись на коврике. Я растолкала их, и они, моргая, уселись, но через несколько мгновений их веки опять стали опускаться. С таким же успехом я могла смотреть шоу в одиночестве.
Камеры снова переместились на улицу. Умело организованный фон состоял из ночного неба и единственного прожектора. Световое пятно выхватило Колина, и мы приблизились к нему. Немногие голоса могли бы выдержать обжигающе-резкий воздух, но у этого не было равных. Сейчас он царил, как всегда, казалось, пронизывая безбрежные пространства. Он исполнял гимн, старинный и любимый всеми.
Большую его часть камеры перемещались, показывая темные и освещенные пространства, задерживаясь на двери или на здании, но ближе к концу они вернулись к неподвижной фигуре Колина. В первое мгновение я озадаченно подумала: я же почти не знаю его, но потом вспомнила. Таким выглядел мистер Невидимка в самолете, замершим, готовясь к встрече с неопределенностью. Мистер Невидимка выглядел замерзшим, задумчивым и старым; поэтому я не узнала его. Сейчас Колин тоже выглядел замерзшим, задумчивым и старым.