Лось остановился, тяжело дыша. Он, прищурившись, глянул на Дэвида, который чувствовал себя последним дураком.
— Вид оружия не имеет значения. Техника тоже не имеет значения. Существует только пять способов нанесения удара. Это означает, что ты можешь воспользоваться ножом, веткой, скрученной газетой, голыми руками или чем-либо иным. Знаешь, что означает «что-либо иное»?
Дэвид тупо покачал головой.
— Это означает, что в мире снов ты можешь воспользоваться любым предметом, который отыщешь. Любой комбинацией когтей и клыков. Ты можешь противостоять любому инструменту или естественному оружию. Дело не в твоем теле. Дело в разуме. Через него лежит путь к силе. Понимаешь?
Дэвид кивнул.
— Сэр? — спросил он робко. — Да?
— Тот удар в прыжке. Вообще-то вам не под силу было его выполнить…
Лось усмехнулся.
— Мое тело не смогло бы это сделать, — признался он.
— Как же тогда?..
— Мое тело существует внутри разума, — сказал он. — А мой разум может все.
Солнце клонилось к горизонту. Дэвид работал, увеличивая время тренировки каждый раз на двадцать минут, отдыхал, слушал речи Лося, слушал размеренный ритм музыки. Он так устал, что ему казалось, будто тело его парит в воздухе. Сейчас он лежал на спине, прислушиваясь к музыке и голосу Лося.
— Постарайся увидеть это, — говорил Лось. — Номер один. Различи линию огня. — Как и до этого, в течение дня, он ясно увидел приближающийся огонь. Время здесь было… каким-то неправильным. Горы, солнце, движение и медленное размеренное дыхание, которому его учил Лось, — все сплавилось в некое единство, которое скорее снимало усталость, нежели прибавляло ее. — Постарайся увидеть… — сказал Лось.
И тут возникла вспышка. Полоса света, или огня, которая была ярче остальных, и Дэвид резко откатился с ее траектории, перевернувшись на живот. Палка Лося опустилась на землю как раз там, где только что была голова Дэвида.
Дэвид перекатился обратно, восстанавливая дыхание. Он увидел свет, фосфористый росчерк, словно спичкой чиркнули в темноте. Видел его. Или нет?
— Я… слышал вас, — сказал он.
Лось кивнул:
— Я знаю.
Дэвид встал на колени. Огненный росчерк отпечатался в мозгу. Застыл. Словно падение метеорита.
— Я… меня немного тошнит, — сказал он.
Лось начал сворачивать мат.
— Пора заканчивать.
Дэвид помог ему отнести вещи в грузовик. Перед тем, как забраться в кабину, он сказал:
— Вообще-то я не слышал вас.
— Я знаю, — сказал Лось и тронулся с места.
В тот вечер около одиннадцати к трейлеру подъехала «Импала» Бренды. Лось открыл дверь; на нем были тренировочные штаны и халат; дряблый живот нависал над эластичным поясом, но мышцы груди и плеч рельефно проступали под кожей.
Она посмотрела через его плечо на сына. Тот сидел перед телевизором, сжимая в руке пульт.
— Привет, Дэвид. Все в порядке, дорогой?
Он едва взглянул на нее.
— Привет, мам, — сказал он, продолжая сметать с экрана анимационных террористов.
Лось бесшумно рассмеялся и вытряс из пачки гвоздичную сигарету.
— Как он?
Лось прислонился спиной к дверной раме.
— По-моему, он в отличной форме. Координация хорошая — он только что разбил меня в трех партиях в «Наемника». Здесь проблем нет.
— Но?.. — Она услышала страх в собственном голосе и разозлилась на себя.
— Вы не задумывались, — спросил он, — почему я занялся этим случаем?
— Я думала, Триас — ваша приятельница.
— Которая считает меня помешанным, — рассмеялся он.
— Если это вопрос денег… — Она полезла в сумочку за чеком.
Лось вновь усмехнулся:
— Нет. Я отменил все свои дела. Мне просто было интересно, что вы думаете по этому поводу.
Она посмотрела в лицо этого человека и вдруг вспомнила лицо своего сына, одновременно напряженное и невинное, полностью поглощенное любимой игрой. Она пыталась понять, как это случилось, что невинное дитя чуть не разбило ей сердце.
— Нет, — тихо сказал Бренда. — Я не имею ни малейшего представления, почему вы это сделали.
Он еще раз рассмеялся:
— Только не ради вас и даже не ради мальчика. Скорее ради себя самого, честное слово.
— Что вы имеете в виду?
— Для доктора Триас, — сказал он, выпуская длинную струю едкого дыма, — мир снов — это фантазм. Остаточный выхлоп, испускаемый двигателем, когда зажигание уже выключено. И с этой точки зрения она их и изучает. Триас — хорошая женщина, но у моего народа к этому отношение иное.
— Какое же?
— Мир снов, который мой народ называет Нагуал, столь же реален, как и этот мир, который мы называем Тонал. Возможно, даже реальнее. Сами посудите: в Тонале наш разум может задумать то, что тело не способно осуществить. Иными словами, мир меньше, чем наш разум. Знаете, что об этом говорят мои люди? — Он помахал рукой, показывая на звезды, на блестящую луну, темные титанические очертания гор.
— Нет, а что? — Она не была уверена, хочется ли ей услышать ответ.
— Здесь наши сны пересекаются. Ваши сны и мои. Мы можем обсудить то общее, что мы видели во сне. Но, допустим, я рассказал вам о своих снах, и это не совпадает с вашей реальностью, и тогда вы назовете это иллюзией. Добавьте третье лицо, и «реальностью» станет то, с чем согласятся все трое. Место, где все три сна совпадут. Вы понимаете меня?
— Консенсусная реальность, — сказала она.
— Хо. И мы думаем, что то, с чем согласятся тысяча или миллион человек, — это реальность, и она реальнее, чем то, что видит и чувствует один человек. Но так ли это?
— Не знаю, — честно призналась она.
— Да, — сказал он добродушно. — Вы не знаете. Ваш сын что-то видит во сне. Каждый раз он видит что-то другое, правда?
— Да… — она нахмурилась. — Доктор Триас говорила, что если вы видите сон и во сне посмотрите на страницу, потом отвернетесь, а потом посмотрите обратно, то написанное изменится. Потому что нет внешнего…
— Воздействия. Хороший, надежный мир. Однако вот чего она вам не сказала, а вам следовало бы понять: страница все равно останется страницей. Книга останется книгой. Вы улавливаете разницу?
— Кажется, да, — сказала она. — Суть вещи останется прежней.
— Хо. Вот чего не случится: вы не сможете, держа в руке книгу, отвернуться и потом превратить ее в розу — если только вашему разуму книга и роза не представляются одним и тем же. Вы понимаете?
— То есть… например, и то и другое воспринимается как источник красоты?
— Совершенно верно. Книга стихов может превратиться в розу. Далее. Каждую ночь Дэвид видит сны. Почти каждую ночь ему снится нечто, которое хочет его съесть. Убить его. Форма этого нечто — внешний фактор. Она зависит от образов, воспринятых в течение дня. Он может увидеть собаку или кошку. Услышать разговор о льве. И тому подобное.
— Внешнее воздействие.
— Хо. Но что остается неизменным, так это страх, зло, боль. Реальность. А когда он начал устанавливать контроль над сном, сон сделался более неистовым.
— Почему?
— Раньше сон развлекался с ним. Забавлялся. Подходил все ближе и ближе. Когда Дэвид начал сопротивляться, сон удивился и тоже стал бороться — преподал ему урок. Прошлой ночью я защитил Дэвида…
— Каким образом?
Лось улыбнулся.
— Простите. — Он отбросил свою пятьдесят первую сигарету за день и закурил пятьдесят вторую.
— Что все это означает для вас?
— Я переживаю собственные сны, — сказал он. — Это тело у меня не единственное. Это лицо не единственное. — Он посмотрел на нее искоса, почти лукаво, и засмеялся над ее недоверчивым выражением.
— Не беспокойтесь. Я не сумасшедший. Просто я таким образом выражаю свои мысли.