С первыми проблесками солнца мы прошли деревню Сурле. Затем тропинка начала круто спускаться к реке, где притаился [165] еще один подвесной мост. Я заранее переживал, что надо идти по нему, и паниковал, будто шел на прием к дантисту, а это портило все удовольствие от скорой встречи с самым сказочным монастырем Заскара. Еще были свежи воспоминания о мосте у Падама и в Зангла. Вообще я не очень труслив по натуре, но сейчас мои страхи умножались от голода и холода.
Солнце едва окрасило вершины гор, когда мы вышли к мосту. Я спросил у Нордрупа, не боится ли он.
— Нет, к этому быстро привыкаешь, — с улыбкой ответил он. — Несчастные случаи бывают редко. Последний был лет пятнадцать назад. Обрушился мост Зангла, и два человека утонули.
Меня очень беспокоили веревки, на которых висел мост. Они выглядели очень древними. Их следовало менять каждые два года… Может быть, местные жители забыли это сделать?
— Идите, держась как можно ближе ко мне, — посоветовал Нордруп, — мост будет меньше качаться.
Я робко ступил на скрипящие веревки, боясь, что из-за пустого желудка у меня начнется головокружение.
Вода под ногами кипела в холодном свете зари, из-за быстрого течения казалось, что мост куда-то несется. Чтобы не смотреть вниз, я уставился на пятки Нордрупа. Легкое сотрясение моста отзывалось во мне сильнейшей дрожью. Я машинально считал шаги. Наконец ступил на твердую землю. И сразу страха как не бывало, я даже расхохотался, радуясь, что последний висячий мост остался позади. Из монастыря мы отправимся уже по другой дороге, через «мост для лошадей» солидной конструкции из дерева. Я полагал, что уже исчерпал все заскарские «прелести», не зная еще тогда, что впереди нас ждут новые испытания.
Отдохнув, мы решительно полезли вверх по крутой тропе к деревне Чар, десятку полуразвалившихся домов, торчащих среди ячменных полей на широком горном карнизе над рекой. До первых хижин добрались в ледяном полумраке рассвета и с удовольствием приняли приглашение какого-то мальчугана отпить чаю у него в доме.
Я согнулся вдвое, карабкаясь в темноте по ступенькам, и оказался в комнате, застеленной ковром. В углу стояло несколько фигурок старинных божков из обожженной глины. Мальчик сказал, что они предназначены для молельни, которую собирался строить его отец.
В ожидании чая я расхаживал по комнате. Через приотворенную дверь увидел старуху, которая длинной палкой мешала варево в громадном медном казане, подвешенном над яростным огнем. Старуха готовила чанг для какой-то религиозной церемонии. Из-за беззубого рта в багровых отблесках пламени она походила на колдунью в момент варки волшебного зелья. Вскоре появился мальчик с соленым чаем и горстью стручков [166] зеленого горошка, которые мы быстро очистили и съели. Зеленый горошек с чаем — странный, но очень полезный завтрак.
Поскольку нас ждал долгий путь и множество дел до встречи с Лобсангом, мы поблагодарили мальчика за гостеприимство и поспешили откланяться. Я несколько поторопился и... вскрикнув от боли, схватился руками за голову. Я уже, наверное, в десятый раз расшибал череп, ударяясь о низкие балки здешних строений, но этот дом был каменным, и поэтому удар оказался очень болезненным — посыпались даже искры из глаз. Нордруп жалел меня, но ничем не мог облегчить моих страданий. Я неверным шагом шел за ним, задыхаясь от нехватки кислорода и потирая голову.
Боль потихоньку отступила, а к тому же начало греть солнце — день обещал выдаться чудесным. В глубине долины сине-молочный Заскар сливался с серыми водами своего главного притока. Оба потока разноцветными лентами тянулись среди лунного пейзажа в окружении гор. Сколь же прекрасна здешняя природа! Словно орлы, угнездившиеся на узеньком карнизе, мы любовались этой красотой. Нордруп, взволнованный не меньше меня, воскликнул: «Как я счастлив!» Счастье, радость и красота — синонимы в гималайском мире, где знают, что без умения ценить прекрасное человек не может быть счастлив.
Тропа, выбитая в красной породе, несомненно богатой железом, продолжала идти вверх по обрыву. Мы добирались до монастыря целых два часа, с трудом продираясь сквозь каменные завалы и спотыкаясь о булыжники, которые срывались в ущелье… Я молил небо спасти меня от падения вслед за ними.
Было всего девять часов утра, но лучи солнца стали уже жгучими, поэтому я с облегчением вздохнул, когда заметил ручей, пересекавший тропу. Утолив жажду, мы с наслаждением окунули головы в ледяную воду. На солнце и в сухом воздухе волосы высохли за несколько минут. Затем я решил постирать носки — это следовало сделать давным-давно. Но носки не желали сохнуть, поэтому ботинки пришлось надеть на босу ногу.