Выходит, вынудили признание? Нет, в том обывательском представлении когда полагают, будто следователь стучит по столу кулаком, не дает ни пить, ни есть, ни спать, применяет другие, как говорят, недозволенные, а я бы сказал, преступные методы следствия, — нет, в таком варианте вряд ли действовал следователь.
Однако бывает очень тонкое давление. Вроде бы следователь действует так, как полагается. Мягко, тактично, интеллигентно. И все же подавляет психику человека, растаптывает его, получает в свои руки воск, из которого лепятся не правдивые показания, а нужные «признания»; добывает фальшивые, зато подходящие к данной версии улики.
В случае с Гараевым у следователя было мощное средство психологического воздействия — отпечатки пальцев на орудии убийства. И отсутствие прямых показаний о том, что Гараев не убивал (никто не видел, что Гараев убивал, но никто не видел, что он не убивал, а над трупом Хомякова его видели). И вот в течение месяца Гараеву вежливо, мягко, но настойчиво говорят: «Запираться бесполезно, даже если не вы убили. Все против вас, никакой суд вам не поверит, он будет верить фактам, а факты — против вас». — «Но это не мой нож», — твердит Гараев. «А как вы это докажете? Того, с зеленой ручкой нет, его не нашли в общежитии. Почему же нельзя допустить, что тот, дяди Самсона нож, который все видели, вы потеряли, купили новый и им… Докажите, что это не так». Откуда знать Гараеву, что он не должен ничего доказывать. Откуда знать о показаниях Ариновой и тех девушек, с которыми он выпивал через день после трагедии. Это все ему неизвестно. Зато он все отчетливее сознает, что перед ним пропасть. И нет выхода. И неоткуда ждать помощи. Помощь идет лишь с одной стороны — от следователя. Надо только «признаться», и этот вежливый, тактичный человек станет союзником и будет просить суд о снисхождении.
Откуда все это понять и как распутать этот сложный криминально-психологический клубок ошеломленному страшной бедой человеку? Понять и распутать все это дело должен суд.
— Но на суде-то, на суде, — в который уж раз говорит бывший судья, — Гараев и тени сомнения не бросил на свои показания. Как это объяснить?
— Не знаю. Не могу. Это звено в цепи событий для меня столь же загадочно. Но загадки — не улика.
— Пожалуй, что так.
— Что же нам делать?
К счастью, Степан Лаврентьевич нашел в себе силы и сказал:
— Я не уверен, что Гараев не виноват. Но что в деле есть сомнительные места — это факт. И главное — лист № 61-а. А делать, вы спрашиваете, что? Исправлять.
Исправлять бывает куда труднее, чем допустить ошибку. Ведь это значит расписаться в том, что по твоей вине невинный был осужден. А если упорствовать в ошибке? Но тогда на совесть ляжет куда более тяжкий груз — годы, которые Гараеву предстоит отбывать. Причем отбывал он годы, когда ты был уверен, что вынес справедливый приговор. Будет же отбывать, когда ты не уверен в этом. И каждый день, прожитый полузабытым человеком в колонии, будет стучать в твое сердце. Вряд ли человек, у которого не атрофированы чувства, способен выдержать такое.
Дальше события развивались так. В деле имелись показания соседа Гараева по общежитию Чиркова о том, что он видел трех пьяных около магазина «Кулинария» и что один из них говорил с акцентом. И показания швейцара — он слышал, как по телефону вызывали «скорую помощь» и тоже слышал акцент? Тогда версия о причастности этих двоих к убийству Хомякова и не проверялась. Теперь же она принесла свои плоды.
Оказалось возможным установить приятелей Хомякова, с которыми он в тот вечер ужинал в ресторане. И доказать принадлежность ножа с коричневой ручкой одному из них. И те двое вынуждены были сознаться. Один из них нанес удар приятелю в драке, которая вызвана была главным образом винными парами. Удар этот отрезвил обоих. Они было бросились бежать. Потом метнулись обратно и увидели над Хомяковым неизвестного. Они пошли вызывать «скорую» еще не осознавая, что могут уйти от ответственности, ибо решили признаться. Но проходили дни, их никто не тревожил. И они успокоились, если вообще можно при таких обстоятельствах найти успокоение. А впрочем, очевидно, можно — не пришли же они с повинной! В то же время, когда их вызвали на допрос много времени спустя, они не запирались…
Так закончилось дело, в котором был сомнительный лист под номером 61-а… Оно было доведено до конца, то есть Гараева полностью оправдали. И основная заслуга тут принадлежит московскому адвокату А. П. Семенову, который не один год боролся и спас человека.