„Ну, извольте же подписывать” сказалъ Севастьянычь окончивши бумагу.
— Подписывать! легко сказать! говорятъ вамъ, что у меня теперь со мною рукъ нѣту — онѣ остались при тѣлѣ; подпишите вы за меня, что за неимѣніемъ рукъ…—
„Нѣтъ! извините, возразилъ Севастьянычь, едакой и формы нѣть — а просьбъ писанныхъ не по формѣ, Указами принимать запрещено; если вамъ угодно: за неумѣніемъ грамоты…”
— Какъ заблагоразсудите! по мнѣ все равно… —
И Севастьянычь подписалъ: „къ сему объясненію за неумѣніемъ грамоты, по собственной просъбѣ просителя, Губернскій Регистраторъ Иванъ Севастьяновъ сынъ Благосердовъ, руку прпложилъ.”
— Чувствительнѣйше вамъ обязанъ, почтейнѣйшій Иванъ Севастьяновичъ! Ну, теперь вы похлопочите чтобъ ето дѣло поскорѣе рѣшили, — не можете себѣ вообразить какъ не ловко быть безъ тѣла!.. а я сбѣгаю покуда повидаться съ женою… будьте увѣрены, что я уже васъ не обижу… —
„Постойте, постойте, Ваше Благородіе, вскричалъ Севастьянычь, въ просьбѣ противорѣчіе… — ¿какъ же вы безъ рукъ уклались… или уклали въ кибиткѣ свое тѣло?… тьфу къ чорту, ничего не понимаю.”
Но отвѣта не было. Севастьянычь прочелъ еще разъ просьбу, началъ надъ нею думать, думалъ — думалъ…
Когда онъ проснулся, ночникъ погасъ и утренній свѣтъ пробивался сквозь обтянутое пузыремъ окошко. Съ досадою взглянулъ онъ на пустой штофъ, предъ нимъ стоявшій… ета досада выбила у него изъ головы ночное произшествіе; онъ забралъ свои бумаги не посмотря и отправился на барскій дворъ въ надеждѣ тамъ опохмѣлиться.
Заседатель, выпивъ рюмку водки, принялся разбирать Севастьянычевы бумаги и напалъ на просьбу иностраннаго недоросля изъ дворянъ…
„Ну братъ Севастьянычь” вскричалъ онъ прочитавъ ее „ты вчера на сонъ грядущій порядкомъ подтянулъ; екую околесную нагородилъ… послушайте-ка Андрей Игнатьевичъ,” прибавилъ онъ, обращаясь къ уѣздному Лѣкарю, „вотъ намъ какого просителя Севастьянычь предоставилъ,” и онъ прочелъ уѣздному Лѣкарю курьёзную просьбу отъ слова до слова, помирая со смѣху. „Пойдемте-ка, господа, сказалъ онъ наконецъ, вскроемте ето болтливое тѣло, да если оно не отзовется, такъ и похоронимъ его по добру по здорову, — въ городъ пора.”
Ети слова напомнили Севастьянычу ночное произшествіе —, и какъ оно ни странно ему казалось, — но онъ вспомнилъ о пятидесяти рубляхъ, обѣщанныхъ ему просителемъ, если онъ выхлопочетъ ему тѣло, и сурьёзно сталъ требовать отъ Засѣдателя и Лѣкаря чтобъ тѣло не вскрывать, потому что етимъ можно его перепортить такъ что оно уже никуда не будетъ годится, — а просьбу записать во Входящій обыкновеннымъ порядкомъ.
Само собою разумѣется что на ето требованіе Севастьянычу отвѣчали совѣтами протрезвиться, тѣло вскрыли, ничего въ немъ не нашли и похоронили.
Послѣ сего происшествия, мертвецова просьба стала ходить по рукамъ, вездѣ ее списывали, дополняли, украшали, читали, и долго Рѣженскія старушки крестились отъ ужаса, ее слушая.
Преданіе не сохранило окончанія сего необыкновеннаго происшествія: въ одномъ сосѣднемъ уѣздѣ разсказывали что въ то самое время, когда лѣкарь дотронулся до тѣла своимъ бистуріемъ, владѣлецъ вскочилъ въ тѣло, тѣло поднялось, побѣжало и что за нимъ Севастьянычь долго гнался по деревнѣ, крича изо всѣхъ силъ: „лови, лови покойника!”
Въ другомъ же уѣздѣ утверждаютъ, что владѣлецъ и до сихъ поръ каждое утро и вечеръ приходитъ къ Севастьянычу, говоря: „¿Батюшка Иванъ Севастьянычь, чтожъ мое тѣло? ¿когда вы мнѣ его выдадите?” и что Севастьянычь, не теряя бодрости, отвѣчаетъ: „А вотъ собираются справки.” Тому прошло уже лѣтъ двадцать.
III
ЖИЗНЬ И ПОХОЖДЕНІЯ ОДНОГО ИЗЪ ЗДѢШНИХЪ ОБЫВАТЕЛЕЙ ВЪ СТЕКЛЯННОЙ БАНКѢ,
или Новый Жоко
(классическая повѣсть.)
„…Что касается до меня,” сказалъ мнѣ одинъ изъ любезныхъ молодыхъ людей, то всѣ ваши несчастія — ничто передъ моими. Великая важность, что вы попали въ словарь! Сколько млекопитающихся желали бы добиться етой чести. Мнѣ такъ напротивъ здѣсь очень хорошо: я такъ пообтерся о печатные листы, что —, сказать безъ самолюбія, — я никакъ не промѣняю теперешняго моего образа на прежній. Не будь я сказкою, — я бы ввѣкъ не понялъ что со мною случилось; — теперь по крайней мѣрѣ, волею неволею, а долженъ ясно понимать всѣ обстоятельства моей жизни, быть готовымъ каждому отдать въ ней отчетъ, а ето право не бездѣлица. Вы горюете, Господа, о томъ, что попались въ Словарь! ¿что бы сказали когдабъ, подобно мнѣ, вы попались въ стеклянную банку и подвергнулись бы опасности быть съѣдену собственнымъ вашимъ родителемъ? Не удивляйтесь, Господа, я разсказываю сущую правду.