К у п и д о н. Как эт-так? Тут борона была. Тут все время борона была. А? Нету теперь бороны.
А г н и я С е р г е е в н а. Да зачем тебе борона, боже мой, наказание какое!
К у п и д о н. На ней сидеть можно было. Сидишь — и воду видишь, и мост видишь, и деревню видишь.
А г н и я С е р г е е в н а. Боже мой, борона не для того, чтобы сидеть, борона для того, чтобы боронить.
К у п и д о н (тоскливо). Под ней ящерицы жили. Две ящерки зеленые, меня знали. Я на борону сяду, они наверх вылезут, на солнце греются, на меня смотрят. Как эт-так? Они теперь в другое место уйдут.
А г н и я С е р г е е в н а. И пусть уходят, и чего ты по земле шаришь, будто пятачок потерял, да что у меня за муж такой, срам один, ящерицы ему нужны, когда жена вот-вот его бросит, что делать-то без меня будешь, господи, трое детей, как же дети-то?
К у п и д о н. Нету бороны. Скушно без бороны-то!
Агния Сергеев на. Пойдем-ка домой, люди вон идут, ты уж при людях не пори ерунды, а то ведь и вовсе жить невозможно, да сиди, сиди — прикрою тебя…
Проходит д е в у ш к а, за ней г а р м о н и с т. Поют.
А г н и я С е р г е е в н а. И откуда ты только взялся, ни на кого не похож, и что это, стыдно ведь, не могу я больше, мне только тридцать, да ты хоть под ноги-то смотри да за меня держись, и что это, сил нет…
К у п и д о н. Ящерки… Две… Зеленые такие…
А г н и я С е р г е е в н а уводит К у п и д о н а. Выходит слева Л и п а с подойником, справа — С и д о р и х а.
С и д о р и х а. А я к тебе, соседушка. Не сидится одной-то.
Л и п а. Ты уж, соседка, попозже забеги, пирогами угощу. Мне еще на третий участок, Марфины коровы не доены.
С и д о р и х а. Пирожки — это хорошо. Пирожки я люблю. А Марфа что не пошла?
Л и п а. Говорит, внучка снова приболела.
С и д о р и х а. Доктора бы позвали.
Л и п а. Нету его, по вызову пошел и доселе не вернулся.
С и д о р и х а. Мне бы тоже его повидать.
Л и п а. Да на что тебе?
С и д о р и х а. А поцеловать хочу.
Л и п а. Эка шальная баба!
С и д о р и х а. Это он кашу-то заварил, что сегодня на собрании расхлебывали. У Терентия, видать, раньше духу недоставало.
Л и п а. И сказка не сразу сказывается. Да ты что больно располнела, соседушка?
С и д о р и х а (распахнувшись, вытаскивает трехлитровую бутыль настойки). Я все на пуды меряю. Вот… хотела подарочек подарить.
Л и п а. Али праздник?
С и д о р и х а. Праздник не праздник, а весело.
Л и п а. Тебе все весело.
С и д о р и х а. Нынче особенно, Олимпиадушка. Возьми-ка полпудовочку доктору своему. Кисель-то у меня теперь, смотришь, и человеком станет.
Л и п а. Что ты, милая, доктор у меня непьющий.
С и д о р и х а. Ну, все одно — не ему, так тебе к празднику сгодится. Другого ничего подарить не нашла.
Л и п а. Эка ты, матушка, навыворот все делаешь. Ну, потерпел бы подарочек до вечеру.
С и д о р и х а. Нельзя до вечеру. Вдруг к вечеру дарить жалко сделается. (Смеется.)
Л и п а. И что теперь с этой прорвой делать? Да и мне она ни к чему вроде.
С и д о р и х а. Ну?.. А давай на мосту оставим. Заместо свечки богородице. Вот кто-то найдет — обрадуется! (Хохочет.) А я тебе буренок доить помогу.
Л и п а. И то.
С и д о р и х а. А скажи, соседушка, как не повезло нынче Белкиным: и самого из правления вон, а того прежде и Дашку с птицефермы долой. Слышь, как народ-то кричал, чтоб другого парторгом выбрали, а?
Л и п а. Да, уж не бывать теперь Белкиным у власти, это точно. Уморил людей словами, а дела — чуть.
С и д о р и х а. Да! Знаешь ли?.. Дашка-то! И сказать срамно. В полюбовницы к моему Киселю лезет.
Л и п а. Будет врать-то!
С и д о р и х а. Чтоб мне провалиться! (Хохочет.) Сама видала, как обхаживает. Может, думала обратно на ферму попасть, может, так, по бабьему делу бесится. Леший знает, что у девки на уме. Да вон она идет, уж я ее сейчас пужану!..
Д а ш к а (подходит, поет).
С и д о р и х а. Ишь, растрезвонилась, и стыда ни в одном глазу!
Д а ш к а (увидела Сидориху и Липу, поет с вызовом).