О з о л и н. Пойду я, Фомич, застоялся. (Уходит.)
Б а р у з д и н. Выходит, ты взрослый…
М а к с и м. К чему ты, отец?
Б а р у з д и н. Обедал?
М а к с и м. Нет. Тебя искал. В больнице…
Б а р у з д и н. Потом об этом. (Треплет его за волосы.) Тебе нравится наша профессия?
М а к с и м. Не пойму я, отец…
Б а р у з д и н. Без нашей профессии любой станок, даже самый наилучший и совершенный, — мертвец. Мы в него душу вкладываем, сердце. (Вдруг.) Идем обедать, сын двадцати трех лет от роду.
М а к с и м. Странный ты…
Идут. Б а р у з д и н неожиданно остановился.
Б а р у з д и н. Ты, думаешь, наконец, жениться? Или все журавля в небе ожидаешь? Выбрось Надежду из башки.
М а к с и м. Ничего и никого я не ожидаю.
Б а р у з д и н. Варюшка для тебя, образованный человек, клад. (Лукаво, шепотом.) Да и мне, Максимка, внуки теперь позарез нужны!..
З а н а в е с.
Прошла неделя. Субботний вечер. Берег Волги. Три-четыре шага вглубь, а дальше обрыв. Внизу грохочет молодое море. За край обрыва чудом держится одинокая березка. Справа цветущие кусты боярышника и дальние огни гидростанции.
Ветер приносит шум прибоя и песню. Б а р у з д и н, прислонясь к березке, слушает. Во время пения входит со свертком в руках В а р я.
В а р я. Виктор Фомич…
Б а р у з д и н. Молчи. Садись. Давай, песню дослушаем.
Песня затихает.
Слова-то какие… Гвардейскую почесть отдают героям… (Обняв Варю.) И Анне нашей, значит. Мы здесь, Варюха, в сорок втором…
В а р я. Знаю: насмерть стояли.
Б а р у з д и н. На жизнь, Варюшка, за жизнь… И она продолжается. Даже в этой березке. Не зря я ее посадил. Не зря. Мать Максимкина точно такою была. Стройная, неудержимая, вся русская! Максим в нее пошел… Ты чего хотела?
В а р я. Да так…
Б а р у з д и н. Не финти.
В а р я. Ну… в общем… Передайте этот сверток Максиму.
Б а р у з д и н. А сама чего?
В а р я. Я очень прошу вас.
Б а р у з д и н. Не иначе как сладости.
В а р я. Туфли.
Баруздин развернул сверток.
Б а р у з д и н. Хороши… А?
В а р я. Очень.
Б а р у з д и н. Тогда я ничего не понимаю.
В а р я. Мне этот фасон не нравится.
Б а р у з д и н. Обменить.
В а р я. Эти туфли, Виктор Фомич… Максим узнал, случайно… Дал Стасику деньги и… Почему не сам? И зачем мне… милостыня. Это ж подачка. Лучше б он, когда я болела, пришел. Так мне хотелось, чтоб он пришел на одну минуточку.
Б а р у з д и н. Так, так… (С хитринкой.) Мы его, Варюшка, на суд общественности вытащим.
В а р я. Зачем?
Входит М а к с и м.
Б а р у з д и н. Попался, шельмец!
М а к с и м. А я ее ищу.
Б а р у з д и н. Садись, будем тебя судить!
В а р я. Виктор Фомич!
М а к с и м (воспринял шутку). За что, товарищи дорогие?
Б а р у з д и н. За подачку!
М а к с и м. Час от часу не легче.
Б а р у з д и н. Ты давал деньги на эти чудесные туфли, которые нам с Варюхой нравятся?
М а к с и м. Каюсь, давал.
Б а р у з д и н. Что ж ты, шельмец, не мог сам этого сделать?
М а к с и м. Опять каюсь! Мог. Как-то так получилось… Тебя искал… Попросил Стаську деликатно, а он не смог.
Б а р у з д и н. «Не смог»! При-го-вор! (Варе.) Как считаешь, председатель?
В а р я (бурчит). Простить.
Б а р у з д и н. Простить! И самому, лично надеть туфли на ноги пострадавшей! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
М а к с и м. Согласен!
С хохотом М а к с и м надевает В а р е туфли.
(Размахивая тапочками.) А эти… (Хочет бросить с обрыва.)
Б а р у з д и н. Стоп! Эти ты заверни и прибереги, чтобы помнить.
М а к с и м. Хитер, отец.
Б а р у з д и н (обнимает Максима и Варю). Милые вы мои ребятишки, завидую я вам. Наша молодость хороша была, но… Когда, скажите, было, чтобы бригаду передавали так торжественно, как я сегодня Максимке?