Кандида (становится между ними и обращается к Юджину). Вы раскаиваетесь?
Марчбэнкс (пылко). Да, от всего сердца.
Кандида. Хорошо, тогда вы прощены. Теперь отправляйтесь спать, как послушный мальчик. Я хочу поговорить о вас с Джемсом.
Марчбэнкс (подымаясь в смятении). О, я не могу, Морелл! Я должен быть здесь. Я никуда не уйду. Скажите ей.
Кандида (подозрение которой переходит в уверенность). Сказать мне? А что?
Он испуганно отводит глаза, она оборачивается и, не произнося ни слова, обращается с тем же вопросом к Мореллу.
Морелл (мужественно приготовившись встретить катастрофу). Мне нечего сказать ей, кроме (здесь голос его становится глубоким и приобретает оттенок рассчитанно-проникновенной нежности) того, что она мое величайшее сокровище на земле – если она действительно моя.
Кандида (холодно, оскорбленная тем, что он впадает в свой ораторский тон и обращается к ней, точно она аудитория гильдии святого Матфея). Если это все, то не сомневаюсь, что Юджин может сказать не меньше.
Марчбэнкс (в унынии). Она смеется над нами, Морелл.
Морелл (он готов вспылить). Тут нет ничего смешного. Разве ты смеешься над нами, Кандида?
Кандида (со сдержанным недовольством). От Юджина ничего не укроется, Джемс,- я надеюсь, что мне можно посмеяться. Но я боюсь, как бы мне не пришлось рассердиться, и всерьез рассердиться.
Она идет к камину и останавливается, опершись рукой на каминную полку и поставив ногу на решетку, между тем как Юджин, подкравшись к Мореллу, дергает его за рукав.
Марчбэнкс (шепчет). Стойте, Морелл, давайте ничего не будем говорить!
Морелл (отталкивая Юджина, даже не удостоив его взглядом). Надеюсь, это не угроза, Кандида?
Кандида (выразительно). Берегись, Джемс! Юджин, я просила вас уйти. Вы идете?
Морелл (топая ногой). Он не уйдет! Я хочу, чтобы он остался.
Марчбэнкс. Я уйду, я сделаю все, что она хочет. (Поворачивается к двери.)
Кандида. Стойте!
Юджин повинуется.
Вы разве не слышали? Джемс сказал, чтобы вы остались. Джемс – хозяин здесь. Разве вы этого не знаете?
Марчбэнкс (вспыхивая свойственным юному поэту бешенством против тирании). По какому праву он хозяин?
Кандида (спокойно). Скажи ему, Джемс.
Морелл (в замешательстве). Дорогая моя, я не знаю, по какому праву я здесь хозяин. Я не претендую на такие права.
Кандида (с бесконечным упреком). Ты не знаешь… Ах, Джемс, Джемс! (Задумчиво, Юджину.) Ну, а вы понимаете, Юджин?
Он беспомощно качает головой, не смея взглянуть на нее.
Нет, вы слишком молоды. Ну хорошо, я позволяю вам остаться. Останьтесь и учитесь. (Отходит от камина и становится между ними.) Ну, Джемс, так в чем же дело? Расскажи.
Марчбэнкс (прерывающимся шепотом Мореллу). Не рассказывайте!
Кандида. Ну, я слушаю.
Морелл (нерешительно). Я хотел подготовить тебя осторожно, Кандида, чтобы ты не поняла меня превратно.
Кандида. Да, милый. Я не сомневаюсь, что ты этого хотел. Но это не важно. Я пойму так, как надо.
Морелл. Так вот… гм… гм… (Он мнется, силясь начать издалека, и не знает, как приступить к этому объяснению, чтобы оно вышло достаточно убедительным.)
Кандида. Так как же?
Морелл (неожиданно для себя выпаливает). Юджин заявляет, что ты любишь его.
Марчбэнкс (в исступлении). Нет, нет, нет – никогда! Я не говорил этого, миссис Морелл, это неправда! Я сказал, что я люблю вас. Я сказал, что я понимаю вас, а что он не может вас понять. И все это я говорил не после того, что произошло здесь, у камина,- нет, нет, честное слово! Это было утром.
Кандида (начиная понимать). Ах, утром!
Марчбэнкс. Да! (Смотрит на нее, моля о доверии, и затем просто добавляет.) Вот почему мой воротник был в таком виде.
Кандида (до нее не сразу доходит смысл его слов). Воротник? (Она поворачивается к Мореллу.) О Джемс, неужели ты… (Она замолкает.)
Морелл (пристыженный). Ты знаешь, Кандида, я не всегда могу совладать с собой. А он сказал (вздрагивая), что ты меня презираешь в сердце своем.
Кандида (быстро, Юджину). Вы это сказали?
Марчбэнкс (перепуганно). Нет.
Кандида (строго). Значит, Джемс лжет? Вы это хотите сказать?
Марчбэнкс. Нет! Нет! Я… я… (Выпаливает в отчаянии.) Это жена Давида. И это не дома было. Это было, когда она видела, как он пляшет перед народом.