Морелл (подхватывая реплику с ловкостью искусного спорщика). Пляшет перед всем народом, Кандида… и думает, что он трогает их сердца своим искусством, тогда как у них это – только… болезнь Просси!
Кандида собирается протестовать, он поднимает руку, чтобы заставить ее замолчать.
Не пытайся притворяться возмущенной, Кандида!
Кандида. Притворяться?
Морелл (продолжает). Юджин абсолютно прав. Как ты мне сказала несколько часов тому назад, он всегда прав! Он не говорит ничего, чего бы уже не говорила ты,- и гораздо лучше его. Он поэт, который видит все. А я бедный поп, который ничего не понимает.
Кандида (раскаиваясь). И ты можешь придавать значение тому, что говорит этот сумасшедший мальчишка, потому что я в шутку говорю что-то похожее?
Морелл. У этого сумасшедшего мальчишки наитие младенца и мудрость змия! Он говорит, что ты принадлежишь ему, а не мне, и – прав он или не прав – я начал бояться, что это может оказаться правдой! Я не хочу мучиться сомнениями или подозрениями, я не хочу жить рядом с тобой и что-то скрывать от тебя. Я не хочу подвергаться унизительным пыткам ревности. Мы сговорились с ним, он и я, что ты выберешь одного из нас. Я жду решенья.
Кандида (медленно отступая на шаг, слегка раздраженная этой риторикой, несмотря на искреннее чувство, которое слышится за ней). Ах, так мне, значит, придется выбирать! Вот как! Надо полагать, это уж вопрос совершенно решенный, и я обязательно должна принадлежать одному из вас?
Морелл (твердо). Да, безусловно. Ты должна выбрать раз и навсегда.
Марчбэнкс (взволнованно). Морелл, вы не понимаете: она хочет сказать, что она принадлежит самой себе!
Кандида. Да, я хочу сказать это и еще многое другое, мистер Юджин, как вы это сейчас оба узнаете. А теперь, мои лорды и повелители, что же вам угодно предложить за меня? Меня сейчас как будто продают с аукциона. Что ты даешь за меня, Джемс?
Морелл (укоризненно). Канди… (Силы его иссякли, глаза наполняются слезами, в горле комок, оратор превращается в раненое животное.) Не могу говорить…
Кандида (невольно бросаясь к нему). Родной мой!..
Марчбэнкс (в совершенном неистовстве). Стойте! Это нечестно! Вы не должны ей показывать, что вы страдаете, Морелл. Я тоже как на дыбе, но я не плачу!..
Морелл (собирая все свои силы). Да, вы правы. Я прошу не жалости. (Отстраняет Кандиду.)
Кандида (отходит от него, расхоложенная). Прошу прощенья, Джемс, я тебя не трогаю. Я жду, что ты дашь за меня.
Морелл (с гордым смирением). Мне нечего предложить тебе, кроме моей силы для твоей защиты, моей честности для твоего спокойствия, моих способностей и труда для твоего существования, моего авторитета и положения для твоего достоинства. Это все, что подобает мужчине предложить женщине.
Кандида (совершенно невозмутимо). А вы, Юджин, что вы можете предложить?
Марчбэнкс. Мою слабость, мое одиночество, мое безутешное сердце.
Кандида (тронутая). Это хорошая цена, Юджин. Теперь, я знаю, кого я выберу. (Умолкает и с интересом переводит взгляд с одного на другого, словно взвешивая их.) Морелл, выспренняя самоуверенность которого переходит в невыносимый ужас, когда он слышит, что дает за Кандиду Юджин, уже не в силах скрывать свое отчаяние. Юджин, в страшном напряжении, застыл недвижимый.
Морелл (задыхаясь, с мольбой, голосом, который рвется из глубины его отчаяния). Кандида!
Марчбэнкс (в сторону, вспыхивая презрением). Трус!
Кандида (многозначительно). Я отдам себя слабейшему из вас двоих.
Юджин сразу угадывает, что она хочет сказать, лицо его белеет, как сталь в горниле.
Морелл (опускает голову, застывая в оцепенении). Я принимаю твой приговор, Кандида.
Кандида. Вы меня поняли, Юджин?
Марчбэнкс. О, я чувствую, что обречен! Ему это было бы не по силам.
Морелл (недоверчиво, поднимая голову, с тупым видом). Так ты говорила обо мне, Кандида?
Кандида (чуть-чуть улыбаясь). Давайте сядем и поговорим спокойно, как трое хороших друзей. (Мореллу.) Сядь, милый.
Морелл, растерянный, придвигает от камина детский стульчик.
Дайте-ка мне то кресло, Юджин! (Она показывает на кресло.)
Он молча приносит кресло, преисполненный какого-то холодного мужества, ставит его около Морелла, чуть-чуть позади. Она садится. Он идет к стулу для посетителей и садится на него, все такой же спокойный и непроницаемый. Когда все уселись, она начинает говорить, и ее ровный, трезвый, мягкий голос действует на них успокаивающе.