ИСМАЭЛЬ. А кто его знает. Если кто-то настучит, то меня могут посадить. Это же не я вообще. Это не я сделал.
АНДЕРС. Калле не настучит.
КАЛЛЕ. Нет. Я даже не знаю, кому я мог бы это рассказать.
АНДЕРС. Ну и отлично. Просто чтоб ты знал.
КЕЙТ. Да хватит уже. Подростки хреновы. Ведете себя как четырнадцатилетние сопляки.
ИСМАЭЛЬ. Все равно, нечего было трепаться.
КЕЙТ. Детский сад.
ИСМАЭЛЬ кидает банку из-под пива в АНДЕРСА.
КЕЙТ. Хватит, я сказал, а то я тебе эту банку в жопу вставлю. Понял? Хочешь снюса[33]?
КАЛЛЕ. Да, спасибо.
КЕЙТ. Ну правда, скажи честно, ты что-то имеешь против нас, шведов?
АНДЕРС. Мы же нормальные парни, мухи не обидим.
КАЛЛЕ. Я тебя не очень хорошо знаю… Ты же уже несколько лет в школе не появлялся.
КЕЙТ. Тебе не нравятся обычные белые шведы, порядочные и работящие, которые пытаются создать нормальное будущее своим потомкам?
КАЛЛЕ. Да нет, не знаю…
КЕЙТ. Что ты сказал?
КАЛЛЕ. Да нет, это неплохо. Все люди этого хотят.
КЕЙТ. Вот именно так мы и считаем.
КАЛЛЕ. Да… но мне правда пора.
КЕЙТ. Да расслабься ты. Я же с тобой разговариваю. Скажи, разве гомогенная нация — это плохо? Можешь ответить?
АНДЕРС. Гомофилы — это плохо.
КЕЙТ. Если люди предпочитают жить со своими соотечественниками, и обитать в стране, основанной их предками, и не хотят смешиваться с другими расами… Я не говорю, что другие расы хуже или имеют меньше прав на существование, но это еще не значит, блин, что они должны приезжать и порабощать другие культуры и религии и хапать то, что построили другие народы, просто потому, что их, мол, преследуют на родине и им якобы нужно убежище. Сюда же понаехали, блин, со всего света, мы же скоро задохнемся… Почему нам нельзя придерживаться наших взглядов, если мы считаем, что мы правы, и отстаивать свои права? Это просто вопрос.
КАЛЛЕ. Да… но почему же нельзя?
КЕЙТ. А что, можно? Как, скажи пожалуйста?
КАЛЛЕ. В демократическом государстве каждый может придерживаться своих взглядов.
КЕЙТ. Да, ты считаешь, может?
АНДЕРС. Это что-то новенькое.
ИСМАЭЛЬ. Кто будет сосиски?
КЕЙТ выливает пиво в мангал.
А как же сосиски?..
КАЛЛЕ. Да, каждый может думать что хочет, но нельзя избивать и преследовать других за то, что они думают иначе.
КЕЙТ. Вот как.
АНДЕРС. Ну слава богу. Значит, я могу сказать, что мне жаль, что Адольф Гитлер не успел замочить всех евреев? Если он вообще кого-то мочил.
КАЛЛЕ. Каждый может думать что хочет. Только, к сожалению, мне сейчас некогда продолжать этот разговор.
КЕЙТ. Да ладно. У тебя куча времени. Все ясно. И кто же, интересно, кого преследует? Кому, интересно, запрещают носить свою собственную символику в школе? Кого, интересно, вечно обвиняют в прессе и по телевизору и преследуют за то, что они вслух говорят о том, во что верят?
КАЛЛЕ. Да, но есть группы, которые преследуют иммигрантов и беженцев и поджигают лагеря беженцев.
КЕЙТ. Да?
КАЛЛЕ. Это преступно.
КЕЙТ. Преступно? Это же война. Это же война, твою мать… А когда идет война, то иногда случаются неприятные вещи, такова природа войны. Те, кто участвует в войне, сами виноваты в своих несчастьях. Они сами должны понимать, во что ввязались.
АНДЕРС. Ну да, в Германии же была война… и ведь из-за нее сдохла куча евреев, но когда война, то надо в первую очередь думать о своем собственном народе и заботиться, чтобы у него были пища и топливо, а все остальное уже второстепенно… Это же естественно.
ИСМАЭЛЬ. Ну не могло их погибнуть шесть миллионов, как они говорят. Когда бы они успели? Пожарить одну сосиску — и то надо минут десять, не меньше.
АНДЕРС. Этого просто не было.
КЕЙТ. Это лучшее, что было. Да, просто эта гребаная свобода мнения не позволяет людям носить свою собственную символику, старую шведскую символику, такую как молот Тора и волчий крюк, просто потому, видите ли, что каким-то придуркам кажется, что их преследуют.
АНДЕРС. Скоро они запретят поднимать шведский флаг — а не то тебя обвинят в расизме. Возьмите, к примеру, США, вот американцы гордятся своим флагом, а шведы, шведский народ — нет.