Ивонна. Но зачем покупать, если…
Алина (перебивая ее). Счет выпишут на меня.
Ивонна. Да не в расходах дело! Просто я считаю, что глупо не использовать то, что есть под рукой. По-твоему, лучше, чтобы все эти игрушки плесневели на чердаке?
Алина. Я как раз собиралась заказать специальный шкафчик и разместить их там.
Ивонна. Разместить! Я уверена, что Мирей — того же мнения, что и я. (Мирей жестом выражает свое несогласие.) Ну и оригинальный же у тебя способ чтить прошлое!
Алина (изменившимся голосом). Прошу тебя…
Ивонна. Такое отношение к святыне следует назвать не поклонением, а предрассудком.
Мирей. Ивонна!
Алина. Я тебе отвечу: тот, кто спустя три месяца после смерти брата был способен отправиться на бал — не вправе…
Ивонна. Опять этот бал! Вечно этот бал! В который раз ты мне припоминаешь эту историю! И как подумаю…
Алина. Ну, знаешь, хватит.
Мирей. Неужели ты не видишь, что причиняешь матери боль?… И меня ты тоже обижаешь.
Ивонна. Обижаю? Тебя? Ну, это уж совсем нелепо. Просто я хочу сказать, что здравый смысл не должен изменять человеку ни при каких обстоятельствах. Будь здесь мой муж…
Алина. Вот-вот. Узнаю речи твоего мужа!
Ивонна в раздражении выходит из гостиной. Оставшись одни, Алина и Мирей молча смотрят друг на друга.
Алина. Каково?
Мирей. Все это так тяжело… Но тебе не кажется, что стоило бы все-таки уступить ей? Ведь Раймон наверняка бы отдал эти игрушки своему племяннику.
Алина. Раймона нет.
Мирей. Но игрушки — это не…
Алина (перебивая). Игрушки… Тебе этого не понять.
Мирей. Но они и для меня… реликвии.
Алина. Нет! Раймон не был твоим в младенчестве — твоим собственным: и ты не можешь видеть его таким, каким вижу его я … когда ему их приносили в кроватку, когда он играл ими в саду, когда он их протягивал… давал другим. Он так любил отдавать!
Мирей (тихо). Тем более…
Алина. Что ты сказала?
Мирей. Нет, ничего.
Алина. Ивонна… Ей все хотелось бы заграбастать; не нахожу другого слова. Вплоть до учебников брата, когда они понадобятся мальчику. Моя дочь — сама трезвость.
Мирей. Может быть, ей хотелось бы иметь их как память о брате…
Алина. Она никогда его не любила. Ну, конечно, она его называла «мой дорогой братишка»… слова ведь ни к чему не обязывают. Но что она для него сделала? Нет, нет, приходится признать: здесь кроме нас с тобой…
Мирей. Но мой свекор…
Алина. О! Право… (Взгляд ее рассеянно скользит по столу.) Кстати, чуть было не забыла: я это специально отложила для тебя. (Протягивает ей конверт.)
Мирей. Что это? (Открывает конверт.) Ах, ну как же ты до сих пор мне их не показывала! «Параме, девятьсот второй год». Это он, с голыми ножками, такой крепенький! Какой же он крупный для своего возраста!.. А на что это он указывает пальчиком?
Алина (наклонясь). Минутку…
В этот момент входит Октав.
Мирей. Взгляните, папа!
Алина (поспешно отбирает у Мирей фотографии). Не надо, дай их сюда.
Октав. Что там?
Алина. Ничего интересного.
Октав. Мне нужна ваша помощь: не помните ли, что стало с лейтенантом де Клюни? Судя по всему, в феврале восемнадцатого он был переведен в 154-й полк. Ну, а потом?.. Мне кажется, тогда было получено известие о…
Алина (перебивая его). Не имею ни малейшего представления.
Октав. Надо бы мне написать в архив. (Обращаясь к Мирей.) Лейтенанта де Клюни я упоминаю в связи с франкфуртской траншеей.
Мирей. Вы уже так продвинулись?
Алина (взяв с полки книгу, перелистывает ее). Он много работает.