Н и г у л ь. Часика два посплю, а потом явлюсь… Никуда не денусь!
Ю л и у с. Может, передумаешь, Эльза?
Э л ь з а. Эльзу оставьте в покое. К тому же у Эльзы день рождения сегодня…
Ю л и у с. День рождения — не помеха… (Встает, трясет Эльзе руку.) Желаю счастья! Успехов в работе! И побольше трудодней!
Все шумно поздравляют Эльзу и жмут ей руку.
Ну вот и все. Жизнь может идти своим чередом.
Э л ь з а. «Своим чередом»! Нет уж, знайте! С завтрашнего дня меня, старуху, никто работать не заставит. Пятьдесят пять сегодня стукнуло!
Ю л и у с. Это тебе-то?! Не иначе как паспорт подделала… Красивая, молодая, сильная, ну прямо львица — можешь с полным правом считать себя сорокапятилетней!
Э л ь з а. Благодарю. Завтра с полным правом остаюсь дома. Ты что же, хочешь, чтобы я закон нарушала? Я против власти не пойду. Есть приказ на пенсию — я и выполняю его.
Ю л и у с. Мари — пятьдесят семь, а она каждый день на работу ходит.
Э л ь з а. У Мари железное здоровье. А меня не тронь. У вас и без меня дураков достаточно… Кое-кто даже на доске Почета красуется!
Э в а. Ты, Эльза, выйдешь завтра в поле! Спорим? А дураков советую оставить в покое!
Ю л и у с. Погоди-ка… Мари, а ты зачем пришла? Сюда ведь позвали только тех, кто решил не выходить завтра на работу.
М а р и. Так ведь и я решила не выходить. Думала, съезжу на рынок. А раз уж парень…
Ю л и у с. Ну, знаешь! (Таавету.) Ты, Таавет, понадобишься нам завтра. Возить будешь!
Т а а в е т. Завтра ведь воскресенье — никак не смогу. Проповедь позвали читать. Приход позвал.
Н и г у л ь. Какой-то десяток старух! Не болтай глупостей. Забирай их с собой — помогут собрать картошку.
О т т ь. Дельное предложение!
Т а а в е т. Я глупостей не болтаю. Ты, верно, забыл, что времена культа миновали… А тебе, Отть, я и впрямь скажу кое-что дельное. Слушай внимательно и запоминай: я не какой-нибудь подпольный сектант, я лютеранский пастор. Я сдаю экзамены при консистории[22]. Я о-фи-ци-аль-но прикреплен к приходу. А если десяток старух напишут в Кремль, что у нас, мол, попираются религиозные чувства честных тружеников, то тебе, Отть Таэль, парторг колхоза «Борец», дадут такую нахлобучку, что сам милосердный бог не смилостивится над тобой.
Н и г у л ь. Расхрабрился! Когти показываешь?!
Т а а в е т. Мне некого бояться! Повторяю: теперь не те времена. Я пастор, а кроме того, я еще и член колхоза. И это дает мне большие привилегии. Изо дня в день я тружусь в колхозе, а свободное от работы время отдаю… другой своей специальности. Так что с придирками поосторожнее. Зубы обломаете!
Т е л и л а. Отец, перестань…
Т а а в е т. А ты молчи. Я тебе не запрещал дружить с комсомольцами, хотя они и настраивают тебя против меня и моих убеждений. До сих пор я молчаливо сносил все это. Но теперь — хватит!
Ю л и у с. Слишком много воли взял. Вот и сегодня — положенной работы не сделал, ушел домой раньше всех. Уж не в интересах ли колхоза?
Т а а в е т. И ты наскакиваешь на меня?.. Да, да, да. Ушел, руководствуясь высшими человеческими интересами.
Э в а. Побрызгать водичкой ребенка Эндлы Нук и сунуть в карман десятку!
О т т ь. Высшие человеческие интересы!
Т а а в е т (в бешенстве оглядывается вокруг, едва сдерживаясь). Да, сегодня вечером мне действительно предстоит совершить обряд святого крещения. Меня ждет дитя.
О т т ь. «Дитя»… Темная старуха по глупости позвала тебя! И ты, человек чуть ли не с высшим образованием, идешь сеять невежество!
Т а а в е т. Иду сеять истину господню! (Повышая голос.) Ты, сопляк, подумай об этом!
Т е л и л а. Отец, перестань!
Т а а в е т (все более распаляясь). Замолчи! Я еще его проучу. Ты, Отть, у меня…
Т е л и л а. Отец, не надо! Я прошу, отец…
Т а а в е т (кричит). Молчать! Бойся божьего гнева, девчонка! А ты, бесстыжий…
Телила подбегает к двери свинарника, распахивает ее и останавливается на пороге; свиньи начинают отчаянно хрюкать и визжать, заглушая все голоса. Таавет останавливается с поднятым кулаком, его лицо искажено злобой, губы быстро шевелятся; все улыбаются. Таавет укрощен. Телила, едва сдерживая слезы, закрывает дверь. Тишина.
(Тихо, после паузы.) Ум мой помутился от гнева, и слова мои были неразумны. Спасибо, дочка, — остановила меня. Как говорит Матфей в двадцать девятом и тридцатом стихах одиннадцатой главы святого Евангелия господня: «Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смире́н сердцем, и найдете покой душам вашим. Ибо иго мое благо, и бремя мое легко»… Разве в свое время первых провозвестников веры христианской не окружали невежественные язычники?