М и р е к. Вот беда. А мне его срочно нужно повидать.
Л и д а. Нельзя. И думать не смей. Вот чего ты подлизывался! Ну, а пока извольте, господин дипломат, отчитаться, где вы пропадали без моего разрешения целую неделю. Ну! Иначе и на порог не пущу.
М и р е к. Ну и характерец! Ну ладно, слушай. (Садится рядом с Лидой на корточки). Только ему кое о чем ни звука. Почему, сейчас поймешь. Юлиус посылал меня в Кладно, на шахты, восстановить связь с нашими ребятами. Что тут сказать? Ну, в общем дело для меня нехитрое, раз особенной опасности нет. Нашел, конечно, кого нужно было, все разузнал, и через два-три дня можно было бы и возвращаться…
Л и д а. Да, да! Но тут?..
М и р е к. Но тут я узнаю, что завтра на шахты приезжает сам окружной комиссар гестапо. Редкая дрянь, все там в Кладно от него стонут. Ну, я и решил подождать его.
Лида зачарованно смотрит на Мирека.
Залег я с пистолетом в канаве возле дороги. Ночь, гроза, дождь хлещет вовсю, темень такая, что и руки своей не вижу. Лежу час, два, четыре, все ничего. Нет и нет. Потом только догадался, в чем дело. Понимаешь, какая досада! Я ждал его на одной дороге, а он покатил по другой. Словно чуял, что смерть его караулит. Эх, не повезло!
Л и д а (восхищенно). Мирек, какой ты у меня отчаянный! И я хочу стать такой храброй, бесстрашной… Такой, как в русской песне о партизанке поется. Вот, послушай…
Поет сначала сама, потом Мирек подхватывает.
Это меня Юльча научил. Ну, пойдем, нужно ему завтрак приготовить. И ты, наверное, проголодался. (Тянет Мирека за руку).
Уходят, напевая «Партизанку».
Поднимается второй занавес. Внутренняя часть квартиры в доме на окраине Праги. В окна видны деревья в ярком летнем цветении. Письменный стол завален бумагами. Из-за него встает Ф у ч и к. Он в летней рубашке с открытым воротом. За прошедшие месяцы у него отросла бородка. Фучик всю ночь работал, устал, он разминает плечи, подходит к окну, распахивает его.
Ф у ч и к (читает стихи).
В это время Л и д а осторожно отворяет дверь и от изумления застывает на пороге.
Л и д а (грозно). Правильно! Все правильно. Только ночью нужно спать. Спать! Я дала слово Густе смотреть за вами и отныне этим бессонным ночам объявляю жестокую борьбу!
Ф у ч и к. Лидочка…
Л и д а. Нет, нет, не подлизывайтесь. Как сказала, так и будет.
Входит М и р е к.
М и р е к. Можно? Опять ссоритесь? Здравствуй, Юльча. Это ты так болеешь? Я этой ночью из Кладно…
Ф у ч и к. Об этом потом.
М и р е к. Гм… Вот тебе сегодняшние утренние газеты, Юльча.
Ф у ч и к. За это спасибо. Садись — и сразу за дело. Сделай подборку о положении на фронтах и комментарии. (Заглядывает в газету). Значит, будет так…
Л и д а. Значит, будет так! (Забирает со стола чернила, ручки, карандаши). Теперь всю эту канцелярию буду с вечера прятать под замок. Спрячу и забуду, куда спрятала!
Ф у ч и к. Ну, хоть ты за меня заступись, Мирек. Тебя же она слушает.
М и р е к. Лидочка, в самом деле…
Л и д а. Сядь! И не вмешивайся.
Ф у ч и к. Нет, это какой-то деспот. Дай ей волю, так нашим «подписчикам» никогда не видеть в срок «Руде право».
М и р е к (смеясь). «Подписчикам»! Это хорошо сказано.
Ф у ч и к. А знаешь, Лидочка, ты вот бунтуешь, а я сегодня не только новый номер «Руде право» закончил, но и еще один зубастый журнальчик задумал! Каждый месяц тысяча ежей под череп самому фюреру. Нравится? Младенец называется «Трвничек».
Л и д а. Хоть пять журнальчиков, только днем, днем! Поймите же, вы совсем себя не жалеете.
Ф у ч и к (поднимает Лиду на руки и сажает рядом с Миреком на кушетку). И не собираюсь жалеть! Некогда жалеть себя, Лидушка.
Л и д а (отбиваясь). Если я самая младшая в доме, так меня можно уже и не слушать?! Никакого авторитета не имею у вас! (Вскочила). Сестра не слушает, шурин не слушает, этот бородатый господин не слушает. Завтракать!
Мирек ласково пытается ее удержать.
Мирек, пусти! (Напевает на ходу). Чашки, блюдца, вилки, нож, масло, кофе, сахар, хлеб! (Возится у буфета и стола).