— Неужто молчит?
— Ни слова. Молчит и еще больше пухнет.
— Комедия! Хи-хи-хи…
— Потому, говорю, что ты чужим объелся, кхи-кхи-кхи…
— Собак едят.
— Так им!
— Котов.
— Так им, так!
Подпевали:
— Радуйся, невеста неневестная!
Зазвонили часы. Кто-то посчитал:
— Раз, два, три… семь, восемь…
Из другой комнаты вышел Г и р я:
— Кончайте, сестрицы, ночь уже.
Все загудели:
— Ну, пора!
— И то пора!
Стали расходиться:
— Спасибо, сестрицы, за акафист! И вам (Гире), Гнат Иванович! За просвещение…
В сенях:
— Ну и снег! Ну и метет!
Разошлись. Монашки как тени. Тихо погасили свечки, беззвучно вышли в другую комнату. Гиря подошел к глухонемому, движениями, мимикой ему:
— Ну а ты чего стоишь? Марш сторожить!.. Что? Ага, пайка ждешь, есть хочешь. Дам, дам, только немного дам, чтоб не спал и злой был. Лучше будешь стеречь… (Открыл дверь в чуланчик, крикнул.) Лиза! Отрежь там Ларивону краюшку хлеба. Слышишь?
Вошла Л и з а в шелковой юбке, на высоких каблуках. Г и р я ей:
— Отрежь, говорю, Ларивону… Да что это ты за моду взяла наряжаться по вечерам, как на свадьбу? Что это за норов на тебя напал?
Л и з а. Какой там норов! Еще что выдумаете!
Г и р я. Да еще и набелилась?
Л и з а. Пхи!.. Еще что выдумаете?
Г и р я. Сейчас же сними! Люди приходят акафист слушать, а она… В момент слух разнесут, что мы барахло за хлеб наменяли.
Л и з а. Да когда же я принаряжусь? Уже две недели этот акафист читается…
Г и р я. Тогда, когда голод окончится, а теперь не смей!
Л и з а. Пхи! Когда голод окончится. Еще что выдумаете! Вон Килька Годованого каждый день наряжается.
Г и р я (сверкнул глазами). Я тебе говорю. Слышишь?
Лиза принялась резать хлеб.
Много не режь! Да не кроши, слышишь? Дай-ка сюда крошки!
Лиза швырнула нож.
Да не сердись! Вот поужинаем, тогда и наряжайся. Занавесь окна и прихорашивайся хоть до утра, только бы никто не видел…
Л и з а. Да я только примеряла, а вы уже и в крик.
Г и р я. Ну будет, не сердись! Вишь всего тебе наменял.
Л и з а. Вон у Кильки Годованого еще больше нашего барахла. У нее духи французские и гитара…
Г и р я. Ну ничего. Вот скоро я поеду в город и куплю тебе знаешь что?
Л и з а. А что?
Г и р я. А ну, угадай?
Л и з а. Пхи! Стану я еще угадывать.
Г и р я. Дурочка ты!.. Граммофон тебе куплю. Говорят, дешево стоит — полпуда ячменю.
Л и з а. Папаша! Ах, если бы вы купили мне духов… в такой граненой бутылочке. А запаху… Вот понюхайте. (Дала ему платочек.) Килька побрызгала.
Понюхал Гиря платочек:
— Ишь ты, и вправду пахучее какое, будто миро церковное. Ты расспроси Годованых, где они покупали. Поеду в город и тебе куплю.
Замурлыкал глухонемой. Гиря ему:
— Сейчас дам!..
Л и з а. И зачем вы его в хату зазываете! Вшей на нем, грязюки, даже страшно смотреть… А смердит!..
Г и р я. Он акафист стерег, нищих не пускал…
Л и з а. Вот ей-богу, не могу дышать. Фу, как в свинюшнике! Убегу!
Г и р я. Не показывай виду, а то еще рассердится! Ты не смотри, что он глухой и немой. Норовистый и злой! Правда, дядюга, что ты хоть дурак, а злой?.. Ну, на тебе твой паек… Да лоб перекрести, глухая тетеря… Где уж там! Подожди, хоть я за тебя помолюсь. (Повернулся к божнице.) Отче всех, на тя уповаем, и ты даешь нам пищу…
Тихо, еле передвигаясь, вошла О р и н а. Лиза накрыла хлеб полотенцем:
— Папаша! Орина!..
Г и р я (обернулся, загородил хлеб). Ты опять приперлась?
О р и н а. Здравствуйте, здравствуйте, батюшка мой родненький!.. Хоть кусочек дайте!
Г и р я. Сколько раз я тебе говорил, что нет у меня хлеба! Сам голодный сижу.
О р и н а. Хоть корочку, боженька мой…
Г и р я. Тебе что сказано?! Нету!
О р и н а. Хоть понюхать дайте, а то все снег да снег… Уж опротивело его есть…
Л и з а. Идите из хаты, только холоду напустили.
О р и н а. Хоть горячей водицы, чтоб погреться. Ой, милые мои, золотые мои, я ж у вас когда-то служила, хату мазала и тебя, моя дочка, нянчила… Присматривала-присматривала, как за родной. И все тебе пела эту, как ее… Помнишь… (Запела.)