g случае войны, которая представляется неизбежной, Император намерен лично командовать своими армиями, хотя рука его куда слабее, чем у Наполеона. Однако опаснее всех его брат4. Об этом говорят: «Тут ничем не поможешь, кто осмелится сказать Императору?» Но разве это невозможно? Мне известно, к примеру, что об одном отставляемом министре он выразился так: «Этот человек никогда не возражал мне». Ведь он отнюдь не недоступен для истины, как то хотели бы представить некоторые люди, более страшащиеся потерять свои места и ренты, нежели видеть Государя своего униженным, а отечество в опасности. (...)
1 Сен-Жюльен, Иоганн Франц — граф. Австрийский генерал и дипломат. в 1809—1810 гг. с особой миссией в С.-Петербурге. Посланник там же (1810— 1812).
2 Скасампи — маркиз. Других сведений об этом лице не найдено.
3 Франц I (1768—1835)—последний император Священной Римской Империи (1792—1806). С 1804 г. под именем Франца II император Австрии. Отец второй жены Наполеона Марии Луизы.
4 Его брат — имеется в виду великий князь Константин Павлович.
115. КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I
22 МАЯ (5 ИЮНЯ) 1811 г.
<. .) 7/19 мая уехал Коленкур. Говорят, что он плакал у княгини Вяземской и у прекрасной Марии Антонии[68], по крайней мере сия последняя так утверждает. Милый плакальщик! Полагаю, и в самом деле не рад он своему отъезду, хотя надвигавшаяся война должна была сделать сие пребывание тягостным для него, ежели, как я полагаю, он не есть чудовище. И теперь, когда все-таки установились добрые с ним отношения, уезжать ему еще более тягостно. Но кто знает, что в его сердце, что он думает о своем повелителе и чего боится? Как-то, получив некую депешу, он сказал одной даме: «Бывают минуты, когда честному человеку не хочется жить». За достоверность сего я вполне могу ручаться Вашему Величеству. Он тратил здесь 1.200.000 франков и занимал везде первое место, его постоянно ласкал двор и т. д. Это, конечно, лучше, чем держать лошадь Наполеона или погибнуть от каталонской пули.
Император послал ему знак ордена Св. Андрея с бриллиантами чрезвычайной красоты, а потом самолично вручил прелестную шкатулку, сказав при этом: «Я желал бы, чтобы у вас был мой портрет. Это подарок друга». Говорят, оба сии предмета стоят 90.000 рублей; но поелику всегда принято преувеличивать, даже здесь, я полагаю, без большой погрешности можно назвать цифру 50.000. Преемник его, Лористон[69], совершенно другой человек, иного тона и иного характера; он, несомненно, не будет иметь такого же влияния на Государя. Для начала сделал он великий промах: когда во время парада Император указал ему на какую-то фигуру фрунтового контрданса, Лористон ответил: «Это все пустяки, которым мы во Франции не придаем никакого значения». Говорят, что на следующем параде Его Императорское Величество не сказал ему ни слова. <...)
Кажется, два главных движителя политических перемен суть канцлер2 и граф Аракчеев. Оба они убедили Императора, что. при всех имеющихся вещественных силах он не может вести войну. В этом весьма помог им его предрассудок (если это только предрассудок) о неимении пригодного генерала. <...)
116. ГРАФУ де БЛАКА
3 ИЮЛЯ 1811 г.
<...) Злосчастный брак 1 сильно все усложнил. Вы прекрасно знаете, г-н Граф, что ни медь, ни олово по отдельности не пригодны, чтобы лить пушки и колокола, но в соединении весьма для сего хороши. Кто знает, может быть, древняя августейшая кровь, ослабевшая и разжиженная, смешавшись с красной пеной бандита, и создаст нового монарха? Вот та мысль, которая столь часто грызет меня после прискорбной победы страшного сего узурпатора. Впрочем, как я полагаю, противу него остаются еще веские резоны. Но что делать и чего ждать, когда все державы тем или иным образом превратились в его сообщников? Если бы я был французом, живущим во Франции, то при всех моих известных вам чувствах, даю слово чести, достойнейший друг мой, всеми своими силами сражался бы на стороне узурпатора. Когда что-то низвергают, особливо в политике, надобно непременно знать, чем оно будет замещено. Величайшая глупость — убить Цезаря2 и получить сначала Триумвират3, потом Октавиана4, потом Тиберия5 и, наконец, Нерона6 Если бы сама жизнь Наполеона зависела от одной лишь моей воли, ему нечего было бы опасаться до тех пор, пока не указали бы мне того, кто должен взойти на трон. Иссушение августейшей и драгоценнейшей крови Бурбонов — это вечная заноза в моем сердце. Кажется, я уже писал вам, однако не откажу себе в удовольствии повториться: ежели мог бы я отыскать на Камчатке растение, которое принесло бы сына герцогине Ангулемской7, я отправился бы туда пешком, не заботясь даже окончить сие письмо, тем паче что и вы не были бы за сие на меня в претензии. Но, как мне иногда кажется, вас недостаточно тревожит сия материя. Его Высочество герцог Беррийский8 шутит шутки со временем, а ведь оно сего не любит. Но есть и другие персоны, скажете вы мне; отнюдь, любезный Граф, я не разделяю такого мнения. <...)
69