По множеству причин Россия была неизбежно отстранена от всеобщего развития цивилизации, исходившей из Рима. Это и старая вражда Константинополя к прежней столице4; и преступления и сумасбродства Восточной Империи5; и непостижимое бешенство, охватившее Запад в десятом веке6; и дурной выбор, а следовательно, и пороки пап [75], которые назначались тогда мелкими полуварварскими королями и даже захватившими власть развратными женщинами; и татарское и/о; и случившееся перед ним нашествие иной силы7, которая проникла в Россию, как вода в пустой сосуд; и, наконец, та злополучная стена, окончательно отгородившая ее от мира8.
На Западе гражданская власть, освобождая крепостных, не оставляла их без попечения; они были под рукой духовенства, да и жизнь тогда оставалась пока во всей своей простоте. Наука не зажгла еще сей пожар гордыни, который ныне поглотил уже часть мира, и если ничто его не остановит, он уничтожит и все остальное.
Но в России обстоятельства совершенно иные. Каждый дворянин есть, в сущности, гражданский чиновник, назначенный следить за порядком на своих землях и облеченный всею необходимою для подавления мятежных порывов властию.
Если устранить сию власть, что останется у монарха для поддержания спокойствия? Мне могут указать на законы, но ведь это самая слабая сторона сей великой Империи: у судов более обязанностей, нежели власти, они недовольны общественным мнением, которое, в свою очередь, жалуется на них самих — вещь для иностранцев удивительная. В довершение опасностей Россия есть единственная среди всех древних и новых наций страна, где спокойствие общества не защищено смертною казнию9; сие надобно принимать как весьма важное обстоятельство.
Но дело не только в России; никакая нация не может управляться одними законами, такого еще не бывало и никогда не будет. Следовательно, остается единственное великое вспомоществование для гражданской власти, а именно религия. Но и здесь мы видим огромную разницу между нациями Запада и той, которая составляет предмет сей промемории.
Нет никакой надобности доказывать то, что сделалось уже аксиомой для всякого способного к наблюдению человека: воздействие религии на людей зависит прежде всего от уважения к ее служителям.
Римское духовенство более или менее обладало оным во всех четырех важнейших частях: добродетели, учености, знатности и богатстве. Посему и неудивительна та сильная и спокойная власть, каковою оно обладало. Ее не могли полностью уничтожить ни целый век богохульств, ни двадцать лет сатанинской революции. Еще и сейчас можно привести почти невероятные свидетельства того, на что способна она подвигать человеческую натуру.
Главной заботой при обучении юношества было воспитание верности, прежде всего монарху, и сие столь хорошо охраняло троны, что для их низвержения потребовалось сначала искоренить таковое обучение. <...)
Но в России нет сей охраняющей и защищающей силы. Религия здесь может кое в чем действовать на рассудок, но совершенно не достигает до сердец, в коих рождаются все страсти и все преступления. Русский крестьянин, быть может, скорее умрет, чем съест скоромное в постный день, но навряд ли сумеет он остановить в себе приступ ярости. Христианство ведь не просто одно из слов, это дело; и ежели нет в нем ни проникновенности убеждения, ни первобытной его простоты и влиятельных служителей, это уже не та сила, которая привела к всеобщему освобождению. И правительство не должно надеяться на него, ведь у вас духовенство лишено даже слова в делах государственных, оно не осмеливается говорить, обращаются же к нему елико возможно реже. На сие иностранец не скажет: это плохо, а лишь: так оно устроено.
Посему при освобождении крепостных у Императора нет тех гарантий, коими обладали законодатели старых времен в других странах.
Можно утверждать в качестве общего правила, что ни у какой монархии нет достаточной силы, дабы править несколькими миллионами без помощи религии или рабства или же и того, и другого совместно. Сие тем паче справедливо в том случае, когда население, будучи велико по абсолютной численности, не является таковым относительно огромного пространства, им занимаемого.
Это и надобно взять в соображение, прежде чем предпринимать что-либо касательно освобождения крепостных людей; ибо стоит только дать сему хоть какой-то законный толчок, сразу возникнет некоторое общее мнение, которое все увлечет за собой; сначала это будет мода, потом страсть и, наконец, бешенство. Начавшись с закона, дело окончится бунтом.
75
В церковной истории видим одно неизменное явление: римские первосвя- тители были тем лучше, чем свободнее их избирали. Исключения из сего правила столь немногочисленны, что его можно считать всеобщим. И если сейчас великому деятелю удастся использовать папу в своих видах, это будет верхом ловкости.