Трудно даже представить себе, сколь это опасно вследствие особливого характера вашей нации, коей присущи куда более, чем какой-либо иной в целом свете, подвижность, горячность и предприимчивость.
Пишущий сии строки неоднократно говаривал (и надеется, не без основания): «Если бы возможно было заложить русское вожделение под стены крепости, она влетела бы на воздух». Ни один другой народ не проявляет желаний своих с такой страстию.
Взгляните на то, как они тратят деньги и исполняют все те капризы, которые приходят им в голову. Взгляните на их торговлю даже у самых низших классов, и вы увидите, сколь сообразительны и быстры они в своем интересе. Взгляните на исполнение самых опасных предприятий и, наконец, обратите свой взор на поле брани—везде вы увидите, на что способны они дерзать.
Надобно твердить еще и еще раз, до бесконечности: дайте свободу тридцати шести миллионам людей подобного склада, и в ту же минуту возгорится всеобщий пожар, который поглотит всю Россию.
Естественно, в любом случае освобождение произойдет не мгновенно, но все же скорее, чем можно предполагать. Любое, даже законное действие к освобождению крепостных людей, если будет оно хоть сколько-нибудь обширным и поспешным, окажется противу благодетельных видов монарха, и ему ради сохранения порядка придется дать посланцам своим, а особливо губернаторам провинций, более власти, нежели отобрано будет у помещиков, и тогда народ станут угнетать от имени монарха, в то время как прежде, хотя и подвергался он злоупотреблениям, без чего никакие дела человеческие невозможны, но все же оные умерялись более или менее естественными чувствами и личным интересом. На лошади всегда с большей умеренностию ездит сам хозяин, нежели человек, нанявший ее ради временных своих нужд.
Одно только правительство никогда не сможет управлять великим народом. Нет ничего важнее сей истины, которая столь же очевидна, как и математическая теорема. Правительству всегда надобен некий помощник, который освободил бы его от большей части трудов.
Как управляется Турция? Кораном 10. Ныне именно он еще побуждает, после одиннадцати веков, сию одряхлевшую нацию к столь великим усилиям. Без него трон оттоманов11 исчез бы за единое мгновение.
А как управляется Китай? Правилами, законами и религией Конфуция 12, дух коего есть истинный монарх, царствующий уже две с половиною тысячи лет и превративший народ сей в некоего рода машину под властью богдыхана [76]; сила сей машины такова, что уже в наше время мы видели, как целое семейство было осуждено на смерть, когда глава его написал имя императора строчными буквами.
Россия не обладает ни одним из сих могущественных помощников и, следовательно, должна весьма остерегаться, как бы не пробудились страсти слишком многих людей. Кроме сего, ее законодатели не должны никогда забывать одно наиважнейшее обстоятельство, а именно: возникновение русской цивилизации совпало с эпохой наибольшей порчи человеческого духа, и множество причин, кои бесполезно обсуждать здесь, привели русских в соприкосновение и в некотором смысле объединили их с той нацией, каковая сделалась одновременно и самым страшным орудием, и самой несчастной жертвой сей порчи 14.
Такого никогда прежде еще не бывало. Жрецы и оракулы всегда первенствовали при младенчестве народов; здесь же мы видим совершенно противное. Зародыши русской цивилизации созревали среди грязи французского регентства. В совершенно беззащитную Россию явилась вдруг развратная литература восемнадцатого столетия, и первыми уроками французского языка для сей нации были богохульства.
Велика будет вина того, кто, рассматривая сей предмет, сокроет таковую страшную опасность от правительства. Злосчастный этот изъян, отличающий Россию от прочих наций, должен побуждать правителей ее к нарочитым предосторожностям, когда дело касается свободы огромной части нации, все еще оной не пользующейся. По мере освобождения люди окажутся между более чем подозрительными учителями и духовенством, лишенным силы и уважения. Вследствие внезапности подобного превращения они, несомненно, сразу перейдут от суеверия к атеизму и от нерас- суждающего повиновения к необузданной самодеятельности. Свобода действует на такие натуры, как крепкое вино, ударяющее в голову человека, к нему непривычного. Одно лишь зрелище подобной свободы опьянит тех, кого она еще не коснулась. И ежели при таковом расположении умов явится какой-нибудь университетский Пугачев (что весьма возможно, поелику мануфактуры здесь уже налицо) и присовокупятся к сему безразличие, неспособность или амбиции некоторых дворян, бесчестие чужеземцев и происки некоей отвратительной секты, постоянно ныне бодрствующей, и т. д. и т. д., тогда государство в соответствии со все-