9 КАВАЛЕРУ де РОССИ
19 ФЕВРАЛЯ (2 МАРТА) 1812 г.
<...) Все приготовляется к войне. Сын мой получил назначение дивизионным адъютантом. Каждый день уходят полки, обозы, артиллерия и проч. Мир с Турцией еще не заключен, но и войны уже нет. Кто знает, может быть, есть какая-то таинственная связь между этим миром и войною с Францией? Швеция держится уверенно <. .)
Швеция держится уверенно — речь идет о разногласиях между Швецией и Францией по поводу Континентальной Блокады, обострившихся к концу 1811 г. до такой степени, что в январе 1812 г. Наполеон занял своими войсками шведскую Померанию.
10 КАВАЛЕРУ де РОССИ
21 ФЕВРАЛЯ (4 МАРТА) 1812 г.
<. .) После изъявленных мне знаков расположения о которых я уже сообщал, обер-гофмейстер под величайшим секретом предложил мне 14-го сего месяца от лица Его Императорского Величества занять, в случае почти уже неизбежной войны, место редактора всех официальных сообщений, которые будут исходить от него. Мне предстоит иметь дело лишь непосредственно с ним или с канцлером. На сие я ответствовал: 1. Что я могу принять сие лредложение, лишь незамедлительно известив Его Величество;
2. Тем не менее, поелику речь идет о дружественном государе, действующем противу общего неприятеля, я полагаю возможным уже сейчас с чистой совестью начать дело; 3. Что поскольку за всю свою жизнь не умел я написать ни единой строки, каковая тотчас не признавалась бы принадлежащей моему перу, я не могу оставить без защиты семейство свое в то время, как буду выступать в поддержку самого сильного врага нашего врага. На сие воспоследовало полное одобрение2. Экипажи, деньги, паспорта и рекомендации-—все предоставлено в мое распоряжение. Император желает, чтобы я находился при его особе. Per il dato caso [79] я представил уже объявленный план, исполнение коего по причине моего легкомыслия все время задерживалось, а именно: ехать в Полоцк, дабы осмотреть славное тамошнее заведение3 и повидаться с одним моим итальянским другом-иезуитом. Мысль сия была с жаром подхвачена. На днях я буду иметь в особливых апартаментах конфиденциальную аудиенцию у самого Повелителя. Император не желает, чтобы это письмо даже зашифрованное шло через континент: он прекрасно знает цену всем этим иероглифам.
За мной наблюдали десять лет, прежде чем сделать это предложение. <. .)
В одном письме, касающемся женитьбы брата моего4, которое было прочитано Его Императорскому Величеству, я почел уместным упомянуть, что личные мои притязания ограничиваются желанием умереть в его стране, и сие есть святая истина. Но это лишь до тех пор, пока Савойскому Дому есть нужда пользоваться моими услугами. Ни деньги, ни какие иные резоны не заставят меня стремиться к другой службе. Как это ни печально, но я не принадлежу ни к одной из наций, подвластных ныне Его Величеству, но сие ничуть не умаляет мою преданность, которая никак не связана с благодарностию моею Императору, для коей недостаточно одного человеческого сердца. Если бы Король повелел мне исполнить смертельную для России комиссию, я сделал бы это не колеблясь. Я охотно прощаю тех государей, которые уверены, будто все делается из личных интересов. В этом отношении им преподали столь печальные и столь многочисленные уроки, что не удивительно с их стороны делать подобные обобщения. Однако, слава Богу, есть и исключения, о коих я и доношу в сей депеше. Добавлю лишь еще одно слово. Если я обязан Его Величеству безграничной верностию, от которой никогда не отступлю, то для другой стороны мне надлежит соблюдать самую скрупулезную деликатность. Поэтому, г-н Кавалер, я никогда не напишу в официальных моих донесениях ни единой фразы касательно чего-либо публично здесь не известного. <...) Мне представляется, что изложенная выше линия поведения ничуть не противоречит совести, осторожности и признательности. Если же Его Величество усмотрит в оном какие-либо неудобства, не замеченные мною, ему достаточно сказать лишь слово. Повторяю еще раз: я его посланник, всегда таковым останусь и не намерен выступать ни в какой другой роли, кроме конфиденциального редактора, имея при сем в виду лишь общее благо. (...)