Ночь с 10 на 11 сентября для Императора и многих особ, кои знали из депеши князя Кутузова о начавшейся баталии, была ужасна. Наконец утром 11-го, в день тезоименитства Государя (счастливое совпадение!), прискакал курьер с победной вестью. Нас сразу же пригласили на благодарственный молебен, хотя многих и не удалось предупредить. Император произвел князя Кутузова в фельдмаршалы и наградил 100.000 рублей; жена его4 получила портрет; все это пес plus ultra[87] почестей. 100.000 рублей даны князю Багратиону и по 5 рублей каждому солдату, сражавшемуся при Бородине. <...)
Канцлер непоколебим в своей системе и не придает сей баталии какого-либо значения; он и Великий Князь говорят о ней с пренебрежением и продолжают настаивать на заключении мира. Великий Князь твердит всем, кому не лень слушать, будто сия якобы победа есть не что иное, как уничтожение армии, что создать вторую такую же теперь невозможно и т. д. Озлобление противу канцлера чрезвычайное; самые важные особы не приехали к нему на обед в честь тезоименитства Императора, но он только смеется над всем этим и ничуть не меняется. Для меня совершенно очевидна причина его твердости: у Императора в глубине сердца остается чувство приниженности и необходимости мира. Поэтому он и сохраняет канцлера в качестве самого удобного инструмента на сей крайний случай. — Все зависит от первой же последующей баталии и благосклонности Фортуны: при неблагоприятных обстоятельствах может воспоследовать более или менее позорный мир. Храни нас Господь от сего! <. .)
1 Разговоры его произвели самое неприятное впечатление — «Цесаревич поскакал в Петербург и распространил по городу тревогу, которою сам был преисполнен <. .), и только твердил об ужасе, который внушало ему приближение Наполеона, повторяя всякому встречному, что надо просить мира и добиться его во что бы то ни стало. Он одинаково боялся и неприятеля, и своего народа и ввиду напряжения умов вообразил, что вспыхнет восстание в пользу Императрицы-Елизаветы». (Записки графини Эдлинг, «Русский Архив», 1887 № 2. С. 214—215).
2 Горчаков Алексей Иванович (1769—1817)—князь. Генерал-от-инфантерии, племянник А. В. Суворова. Участник русско-турецкой войны 1787—1791 гг. и войны с Польшей 1792—1794 гг., а также Швейцарского похода 1799 г. Сенатор (1804). С августа 1812 г. военный министр. Из-за причастности к хищениям в провиантском ведомстве в 1816 г. в отставке. Умер за границей.
3 Этот Беннигсен просто колет мне глаза — имеется в виду участие Л. Л. Беннигсена в заговоре против императора Павла I.
4 Голенищева-Кутузова Екатерина Ильинична (1754—1826) — княгиня. Урожденная Бибикова. Жена фельдмаршала кн. М. И. Кутузова.
138. ГРАФУ де БЛАКА
10 (22) СЕНТЯБРЯ 1812 г.
<. .) Вы, верно, будете удивлены, любезный Граф, прочтя в начале сего письма, что «я еще не решаюсь заняться рамками» 1 Дела, однако, обстоят следующим образом. У всех, начиная с двора, все вещи упакованы. В Эрмитаже на своем месте не осталось ни одной картины. Девицам обоих институтов велено быть готовыми к отъезду. Все мы уже одной ногой в каретах и ждем лишь, когда г-н Бонапарте возьмет и сожжет Москву, после чего направится к новой столице. Война представлялась желанной и неизбежной; ее получили. К сегодняшнему дню плоды оной таковы: двенадцать опустошенных провинций, на восстановление которых может уйти двадцать лет; сорок пять миллионов рублей из казны; реки крови, пролитые ради того, чтобы отступить; убийства, пожары, святотатства и насилия на всем пути от Вильны до Смоленска. В ту самую минуту, когда я пишу вам, быть может, решается судьба сей великой Империи. Вот что мы пережили. Впрочем, люди, заслуживающие внимания, говорят, будто Злодей попался в собственную сеть и не сможет из нее выпутаться; будто силы его истощены и т. д. Фельдмаршал князь Кутузов написал своей замужней дочери в Москву: «Под страхом проклятия я запрещаю вам уезжать из города и ручаюсь головой, что неприятелю не бывать там». Хорошо бы так.
Вы многое услышите еще о Бородинском сражении2. Это была бойня, каких мало. Но победа ли? Сие покажут последующие события. При Бородине сначала считали убитыми девяносто тысяч с обеих сторон. Полагаю, тут не обошлось без преувеличения. Может быть, намного меньше, чем думают. Кутузов сохранил за собой поле битвы и похоронил убитых. Он пишет: «Потери неприятеля огромны, наши — весьма чувствительны» (соперник его в точности повторяет сие). Для предания земле мертвых употребили пятнадцать тысяч ополченцев. Они похоронили и истину. Она сгниет, и никто не озаботится вырыть ее на свет Божий.