159. ВИКОНТУ БОНАЛЬДУ
1 (13) ДЕКАБРЯ 1814 г.
<...) По сему предмету как и по многим другим, я совершенно с вами согласен. Вне Церкви нет спасения. Перенесенная на политику, истина сия в высшей степени справедлива. Франция стала Францией лишь потому, что ее создали епископы, как говорит христианнейший Гиббон Потомство сравнит век десятый с веком восемнадцатым, и, я полагаю, не в пользу последнего, не только по их общему характеру, но даже и в отношении наук. Ибо прискорбное заблуждение — полагать, будто естественные науки суть всё. Какое мне дело до алгебры и химии, если и в политике, и в религии совершенно забыта мораль; я все равно скажу: «Imminutae sunt veritates a filiis hominum» [97] Дабы судить о веке, недостаточно знать его науку, надобно брать в расчет и то, что именно ему неизвестно. Наш век, стоит выйти ему за пределы а + Ь, не понимает и сам, что говорит. Могущество Франции проявлялось и в содеянном ею зле, и в добре; но история свидетельствует: нации, как и люди, тоже умирают. Нет больше Сократа2 и Сципкона3, но исчезли также греки с римлянами. До сего времени нации были убиваемы завоевателями, то есть происходило проникновение, но здесь представляется важный вопрос: может ли погибнуть нация на собственной своей земле без переселения,
без нашествия, единственно вследствие разложения, достигшего высшей течки и затронувшего самые первородные и созидательные основы? Вот великая и страшная задача. Если это так, то во Франции уже нет французов, а Рим больше не Рим, и тогда все потеряно. Но у меня нет сил решиться на таковое предположение. Я прекрасно понимаю, что именно вас удручает, но призываю на помощь один из любимых моих максимов, который весьма помогает в жизни: Глаз не видит того, что к нему прикасается. Кто знает, может быть, именно это и есть ваш случай. Что ж, посмотрим, хотя навряд ли нам это удастся, ведь и мне, и вам уже шестьдесят лет. Если лекарство столь же хроническое, как сама болезнь, мы, верно, так и не увидим последствий. Но, умирая, можно, по крайней мере, сказать: «Spem bonam certamque domum reporto» [98]. От сего я никогда не отрекусь. <...)
Бональд Луи Габриель Амбруаз, де (1754—1840)—виконт. Французский политический деятель, религиозный философ и политический публицист клерикального направления. Во время Революции сражался в армии принца Конде. При Империи возвратился во Францию, служил в Министерстве Народного Просвещения. После Реставрации член Палаты Депутатов, один из вождей ультрамонтанской партии. Член Академии (1816), пэр Франции (1823). После революции 1830 г. отошел от политической деятельности.
1 Христианнейший Гиббон — в данном случае иронический эпитет, т. к. Ж. де Местр считал Гиббона атеистом.
2 Сократ (470/469—399 до н. э.) — греческий философ.
3 Сципион — по всей вероятности, Публий Корнелий Сципион Африканский Старший (ок. 235—183 до и. э.), римский полководец и политический деятель. Победитель Ганнибала при Заме.
160. П. В. ЧИЧАГОВУ
14 (26) ДЕКАБРЯ 1814 г.
Как вы поживаете и что поделываете, любезнейший мой адмирал? Каковы теперь ваши^намерения? Здесь все, кто любит и знает вас (для меня это синонимы), ждут хоть каких-нибудь признаков вашего существования, однако неизвестность переходит уже всякую меру. Я решился нарушить молчание и обещал лучшему другу моему г-же С<вечиной?> 1 попенять вам и за себя, и за нее. Самое же непонятное то, что превосходный брат ваш2 то ли по истинному неведению, то ли из осторожности утверждает, что знает о вас не более нашего и ни в чем не может удовлетворить наше любопытство. <...)
С 11 (23) октября я воссоединился с женой своей и детьми и занимаю дом, в котором вы жили последнее время. Немалую часть жизни провожу я в том самом кабинете, где мы столь часто рассуждали с вами. Бюро жены моей стоит на месте вашей кушетки. Я много украсил сии апартаменты, но, к сожалению, не придумал еще способа расширить их, и сие вынуждает меня искать себе другое жилище. Приезжайте, г-н адмирал, приезжайте к нам: мне вовсе не стыдно предстать перед вами в полном до
вольстве своей судьбой. Но ежели явитесь вы посмотреть на мой дом, то сразу же увидите еще одно доказательство того, что Фортуна на самом деле отнюдь не дарует свои благодеяния, а продает их. Таковое счастие не могло быть дано мне безвозмездно. Всеобщее возрождение еще глубже низвергает меня в пропасть. Несчастное отечество мое раздроблено и погублено. Я оказался на белом свете один, без состояния и даже в некотором смысле без государя. Чужой для Франции, чужой для Савойи, чужой для Пьемонта, я остаюсь в полном неведении относительно своего будущего. Желания мои сводились только к тому, чтобы не переменять занимаемого места, несмотря на те тернии, которые постоянно ранили меня; надеюсь лишь, что тот, кто до сего времени устраивал все мои дела, не оставит сего и до конца дней моих. Несмотря на желание мое остаться в сей стране, какое-то непонятное внутреннее чувство все-таки грозит мне переменою места. Я говорю грозит, ибо совершенно не доверяю самому себе и одна мысль о чем-то новом приводит меня в ужас. Я люблю Россию <...), у меня здесь превосходные друзья, и сама привычка забила до конца все гвозди, соединяющие меня с ней. Надеюсь, вы одобрите меня; в противном случае приезжайте указать мне на мои заблуждения. <.. .>