5 Дама, Анн Гиацинт Максим, де (1785—1862)—барон. Французский эмигрант, генерал русской службы. После Реставрации возвратился во Францию. Занимал посты военного министра (1824) и министра иностранных дел (J824— 1828).
6 Голицына Александра Петровна (1774—1842)—княгиня. Урожденная Протасова. Жена князя -Алексея Голицына. Одна из первых дам петербургского света, перешедших в католичество.
7 Голицын Петр Алексеевич ■— князь. Других сведений об этом лице не найдено.
102. П. В. ЧИЧАГОВУ
6 МАЯ 1810 г. [55]
<. .) Я очень рад, что вы учите латыни вашу дочь: это почти единственный язык или, по крайней мере, наилучший, посредством которого жители Азии могут проникать в Европу. Но сколь трудно познание древних языков до такого совершенства, дабы они оказывали на нас нравственное действие, иначе говоря, превращались внутри нас в succum sanguinem [56]! (Мадемуазель Жюли 1 объяснит вам эти два слова.) Что касается латыни, то могу заверить вас, г-н адмирал, что в той стране, где вы сейчас пребываете, теперь ее почти уже и не знают. Я сужу об этом из газет, но особливо по надписям на фронтоне Законодательного Собрания по случаю великой свадьбы2 Napoleo Magnus[57] и т. д. Не приходилось еще мне читать ничего столь безвкусного и столь далекого от лапидарного ее слога. Есть строки, которые заставят смеяться даже уши, например: ad pacem orbis celeriter gradiens (проходя широким шагом к миру во всем мире)—и еще другие. <. .)
1 Бруэ де Сен-Мартен, Юлия Павловна — дочь адмирала П. В. Чичагова.
2 По случаю великой свадьбы ■— т. е. по случаю бракосочетания Наполеона I австрийской эрцгерцогиней Марией Луизой.
103. ГРАФУ А. К. РАЗУМОВСКОМУ
(ИЮНЬ 1810 г.)
Г-н Граф,
Имею честь, согласно изъявленному вами желанию, представить некоторые мысли, касающиеся общественного образования в отечестве вашем.
Относительно сего важного предмета весьма распространен тот же софизм, каковой употребляется в отношении учреждений политических: на человека смотрят как на некое отвлеченное существо, неизменное во все времена и во всех странах, и для оного начертываются столь же отвлеченные проекты. Однако опыт самым очевидным образом доказывает, что каждая нация имеет то правительство, которого она достойна, и потому всякий план правительственного устройства, ежели не находится он в полном согласии с национальным характером, есть лишь пагубное мечтание.
То же самое относится и к образованию (я имею в виду образование общественное); прежде чем приступать к плану оного, надобно изучить обычаи, склонности и зрелость нации. К примеру, кто сказал, что русские созданы для наук? Пока еще ничто сие не подтверждает, но если даже окажется справедливым обратное, нация ни в коей мере не должна чувствовать себя униженной. Римляне ничего не смыслили в искусствах, у них не было ни одного живописца, ни одного скульптора, а тем паче математика. Цицерон1 называл Архимеда2 незначительным человеком, он сказал об изваянной Мироном3 козе, которая была похищена Вером 4: «Работа столь хороша, что она пленила даже нас, ничего не понимающих в этих делах».
Все знают наизусть знаменитые стихи Вергилия: «Пусть другие заставляют говорить мрамор и медь, пусть блистают они красноречием и читают судьбу по звездам. Но твоя судьба, о римлянин, повелевать народами».
И при всем том я полагаю, что римляне недурно показали себя всему свету, и всякая нация была бы не прочь оказаться на их месте.
Или я бесконечно ошибаюсь, или в России придают несоразмерно большую цену науке. В знаменитом своем сочинении Руссо утверждал, что она принесла много зла. Не принимая его парадоксов, не следует, однако, полагать, будто он во всем заблуждался. Наука делает человека легкомысленным, не способным к делам и великим предприятиям, спорщиком, упрямцем, презирающим Чужие мнения, хулителем правительства и национальных устоев, падким до всяких новшеств и т. д. и т. д. Именно поэтому Бэкон 5, чей гений своей глубиной превосходил Руссо 6, сказал, что религия есть тот бальзам, который сохраняет от порчи, приносимой науками. Мораль препятствует опасному и даже очень опасному их действию, когда предоставлены они сами себе.
Именно в этом заключалось жестокое заблуждение прошлого века. Возомнили, будто образование научное есть уже целостное образование, в то время как оно лишь часть, к тому же несравненно меньшая и имеющая цену лишь в той степени, насколько основывается на воспитании нравственном. Но все умы оборотились к науке, а мораль стала каким-то пустопорожним приложением. Система сия, принятая для изничтожения иезуитов, породила менее чем за тридцать лет ужасное поколение, которое низвергло алтари и умертвило короля Франции.
55
Здесь и далее в случае датировки писем по одному (неуказанному) стилю вследствие неопределенности другой стиль не приводится, хотя наиболее вероятно, что де Местр пользовался новым стилем.